ЛСД – мощнейший синтетический галлюциноген. Действующая доза всего лишь двадцатая миллионная доля грамма. Это был 1963 год, сразу после убийства Кеннеди. Страна еще не отошла от шока. В Америке тогда царил хаос, как я помню. Все обращались к субкультуре хиппи и сходили с ума по психотропным веществам. Это был бум ЛСД и грибов, а они все были дети, которых он породил. Джон и Том проснулись в двухместном номере гостиницы в предвкушении новых подвигов. Том потом говорил мне в больнице, что он не мог подумать, что все так обернется. Они заказали номер со вчерашнего вечера, потому что, по словам Джона, дома они не смогли бы это сделать. Он проснулся и, нащупав в кармане заветную коробочку, говорил: – Сегодня мы порвем этот чертов мир, Том, – они оба засмеялись. Я это слышал. Они включили телевизор, новости. – Черт! – Что?! – Страна в трауре, а мы развлекаемся! – Заткнись чувак и успокойся! – Том похлопал друга по плечу. Том сказал ему, что в стране все слишком паршиво, чтобы осознавать это в здравом рассудке. – Может, позовем старину Метью? – Брось, мы сами справимся, ты думаешь, я не знаю, как эту штуковину использовать? Они сели друг напротив друга на ковер, как сейчас помню, один из них вытащил из кармана чертову коробочку. Он открыл ее и включил музыку пультом. – У нас будет улетный трип, чувак, – и на его ладони оказались два квадратика бумаги 5х5 мм, пропитанные кислотой. Они одновременно улыбнулись, посмотрев друг на друга. Дыхание. Язык. Марка. Дыхание. Язык. Вторая марка. Горько. Тишина. – Ты что-нибудь чувствуешь? – Ммм, нет. А ты? – Я хочу в туалет, – Том поднялся и пошел по холодному кафелю в гостиничный туалет. Как он мне потом сказал, ему показалось, что это была не плитка, а лед. Он зашел в туалет и посмотрел в зеркало – отражение ему улыбалось. И потолок танцевал. Том помотал головой, сделал то за чем пришел и быстро вернулся в комнату, по–моему, проверить как дела у Джона. – Я люблю тебя, мама всегда говорила, любить тебя с детства, что? Да у меня язык не повернется съесть тебя! – Джон, с кем ты говоришь? – Я говорю с тем, кто никогда меня не оставит, он будет рядом всегда, всю мою гребаную жизнь. – Но ведь это кусок хлеба – Не называй его так! Свинья, он достоин большего, большего, чем ты! – Джон прижал хлеб к щеке и нежно поцеловал его. Тома начало тошнить и голова закружилась. – Ты уверен, что эта дрянь была хорошего качества? – спросил Том. – Ты имеешь в виду те семена, которые послала мне бабушка на прошлой неделе? Том молча сидел на диване, уставившись на свои руки. – Америка потеряла солнце, которое освещало пути наших граждан, этого солнца больше нет. По–моему, они сидели так вместе минуты две, потом Джон неожиданно сказал, что даже я вздрогнул: «Солнце! Солнце, вот, что нужно Америке!» Том потом говорил, что лучше бы он не включал этот чертов ящик. – Солнце, да! Господи, как я раньше не додумался! Том! – Джон встал напротив него, загораживая телевизор, – это решение всех наших проблем, – Том продолжал смотреть, уставившись на руки, – Том, черт бы тебя побрал! – Том молчал, да, все так и было. Джон посмотрел в зеркало, у него потекли слезы и расширились зрачки, шел уже второй час. – Том! – заорал он, – я свечусь! Это дар! Чертов дар! – Джон начал стягивать с себя одежду, – Том! Я… я свечусь! Смотри! Этот свет внутри меня! Да! – Джон уже стянул с себя трусы и стоял обнаженным перед зеркалом, рассматривая себя. Вдруг слезы радости и улыбка переменились на гримасу ужаса. Я помню, я даже вздрогнул, – но что же мне сейчас делать, Том? Что мне со всем этим делать? Черт побери, что? Том?! Том сидел на диване, схватившись за правое запястье. В его глазах был ужас. Мне стало страшно за этих ребят. – Проклятье, Джон! Какая–то дрянь ползает у меня под кожей. Вот смотри! Она тут вот бежит! Черт! Джон, вытащи ее из меня, – он схватился за локоть другой руки, – Нет!– он катался по полу, у меня пересохло во рту, – Вытащи ее из меня, она ползает под моим запястьем, Джон, вытащи ее из меня! – Том, я солнце! Да, я понял – именно это мое предназначение, светить людям! Да Том, я солнце! – Джон, ааа! – Том истошно кричал, – где эти чертовы ножницы! Ааа! – Том, это я, то самое солнце! – Джон открыл окно. Тишина. Капельница и нервное пищание кардиологического прибора. Пульс уже в норме. Уборщица нашла обоих только наутро, одного в номере, с порезанными руками, венами, сухожилиями, запястьями, а второго уже на улице. Одиннадцатый этаж. В мясо. Тома еле–еле смогли спасти. Руки перевязали и в реанимацию. Правда, много крови чувак потерял, бедняга. А вот Джон лицом вниз, еле опознали. В это утро светило солнце.