Все смотрят этот чёртов футбол так, как будто Нева вышла из себя в Севастополе, но не дошла до Парижа пешком, мол промокли кеды и ноги больше ни в состоянии петь. А сколько ты спела куплетов так, что б ни о нём? И стыд дует в затылок, что больше не хочется отвечать на его сообщения, но сила воли как всегда изменит и стихи напишут очередную историю с очередным плохо, но уже не плачу. Да и не плакала о нём, пол года ни о чём не плакала, серьёзно, нечем уже. Слёзы остались где-то там за моим полугодием и конечными остановками маршруток, на которых я не езжу. Растрёпанные волосы уже не придают никакого значения летним шортам даже в самом ярком солнце и самых ярких разочарованиях. Воспоминания нельзя разбить по меткам, метко они стреляют листьями крапивы по тонким пальцам, что ты уже не можешь писать. Спицы из глаз не вынули, а музыку в плеер вставили, сколько же можно любить? Любопытство подглядывало из-под одеяла, а я так и не решалась спросить, но решала задачи по математике под новой раздачей экзаменов, жизнь свою правда решить не успела, время вышло и нужно сдавать работы, и никому не важно, что судьба твоя небрежно лежит на черновике. Ну перепиши же!
В порывах вокала по линиям Василивского острова расходятся предложения моей памяти, что ещё надеяться найти свой чистовик, но это видимо невозможно пока на сердце не так чисто, ни так пусто. А тушь с твоих ресниц помнит каждую ночь, но в душе мечтает лечь ровным портретом на белый мольберт, где больше нет фотографий и раны в пробелах коленок превращаются в запятые в новом сочинении.