— Тише, маленькая, - говорил он, когда я начинала рассказывать что-то слишком увлеченно и громко, размахивая руками в метро.
- Тише, маленькая, - говорил он, и гладил меня по щеке, когда меня в очередной раз довела бабушка, и я бессильно плакала от злости.
- Тише, маленькая, все будет хорошо, - говорил он после похорон, и целовал в уголок губ.
- Я не маленькая! – иногда возражала я.
- Точно – маленькая, - усмехался он, и щелкал меня по носу.
- Почему ты называешь меня так?
- Потому что ты так хочешь, - он кивал с серьезным видом, и уходил куда-то.
- С чего ты взял? – спрашивала я пустоту, удерживая на кончике языка другой вопрос: «Откуда ты узнал?!»
- Тише, маленькая. Спи, - он обнимал меня за плечи в пустой темной квартире, и ждал, пока я засну под какой-то фильм.
- Тише, маленькая. У твоих подруг есть голова на плечах, они разберутся сами, - он хватал меня за талию, и усаживал себе на колени, заставляя прекратить бесконечный хоровод по комнате.
- Я волнуюсь за них! – я взмахивала руками, и вскакивала на ноги, чтобы на другой стороне комнаты схватить какую-нибудь безделушку и бессильно сжать в кулаке.
- А я волнуюсь за тебя! – говорил он, и отнимал безделушку, чтобы сжать широкими ладонями мои пальцы.
Иногда он не приходил по несколько дней, и я не знала, придет ли он еще – мобильного телефона у него не было, а сам он никогда не звонил.
Тогда я тупо сидела за компьютером, или пыталась нарисовать его. У меня не получались рисунки, и я зло их рвала, а потом сжигала. Картинно, возле окна, чтобы ветер сдувал пепел на улицу.
- Ну и зачем ? – усмехался он, входя в квартиру и стряхивая хлопья пепла с головы.
- Не знаю. Просто так, - я пожимала плечами, и дожигала остатки, но уже не давала ветру поиграть вволю, а кидала пепел в него. Специально.
- Тише, маленькая. Меня не было всего пять дней.
— Почти неделю! Целая вечность! – я всплескивала руками, и лезла обниматься. Он негромко и довольно смеялся, словно стальными клещами сжимая меня в объятьях.
Как-то раз он сказал: - Ради этого я и не появлялся.
- Ну и дурак! – я вывернулась из кольца его рук, и кинула в него чашку. Он поймал ее, и нагло попросил чая. Я отказала. Тогда он молча ушел и не появлялся две недели. Эти две недели я сходила с ума от тревоги и одиночества, сожгла тринадцать рисунков, а он все не появлялся.
- Тише, маленькая. Не стоит так увлекаться мороженым, - прошептал он мне на ухо, когда в супермаркете я набрала пять полукилограммовых пачек. Я надула губы, и ничего не сказала. На улице он со смешком забрал у меня пакеты, и довольно спросил:
- Скучала?
- Еще не решила. – Я задрала нос и пошла домой. Он шел рядом, рассказывая какую-то смешную историю, и через пару минут я уже хихикала в кулак, забыв, что я на него обижена.
- Не спишь, маленькая? – спрашивал он, заходя в комнату в пять утра. Я спала, и потому почти не слышала его. Тогда он ложился рядом поверх одеяла, и грел мне нос своим дыханием. Я морщилась, но не отодвигалась. Через два часа, когда звонил будильник, первым, что я видела, был его твердый подборок.
- Проснулась, маленькая?
- Угу, - мычала я и зарывалась носом в одеяло, которое хранило его тепло.
Однажды я проснулась, а его рядом не было. Встав, я вышла на кухню. Там сидела мама.
- Тебе уже лучше? – беспокойно спросила она.
- Да. А где он? – я оглянулась.
- Кто - он? Я бы никого не пустила – ты неделю пролежала с температурой, а последние два дня у тебя был бред! – мама нахмурилась, а я удивленно вытаращилась на нее.
- Бред..?