все самое больное ей под дых
и сердце моё, как мякиш хлебный, полное неба ли, бреда ли,
все, кто когда-то предали, теперь покоятся на обоях,
и меня пугают не надписями, а темнотою, боинг,
раскинув крылья, уносит тебя с собою.
в зеркале вижу лицо, обожжённое от касаний,
и подушка, усыпанная овсЯными волосами
снится, когда луна наливается, набухает,
и духами пахнущая сорочка, а точка
окончание того, что утром ловят заспанные лужи,
чем обездвижен, обездушен день,
и чем острей нужда, тем рана глубже.
луна волчком на полотне крутилась,
жизнь превратилась в обморок поэта,
где только грязь, что извозила руки.а в кулаки
зажаты
живые линии и провожатые
одновременно рвутся любовный волос
и линия, что к мизинцу двигается, петляя.
я помню так отчётливо тихий голос, и образ твой,
который каждый последующий примеряет.
из твоего ребра спаяли меня, сорвав
с петель янтарного неба распахнутый холст,
а на подкладке карманов податливо расплылась конфета холс,
всё, чем запомнилась-как стремительно раздевалась.
всё, чем запомнился-сноп овсяных волос.
ничего.ничего не осталось.
и так отстаю от тебя, и так далека,
молочная кожа, творожные облака.
и было стихами, а стало скрижалью,
я утром отправлю тебе смс."здесь воздух отравлен
печалью, разряжен, напичкан букетом лекарств,
никто мне не даст моих лет, я курю сигареты.
ты знаешь, что мы с тобой вовсе не мишки и гамми,
не чуки и геки и, бог упаси, не поэты.
здесь кажется всё ядовитым, неуловимым,
я помню твой цвет и твой вкус, и он, как больной укус, как рубец
под лёгким.так осень пускает мне под футболку ржавые когти.
ноет надгробной плитой, тоскою и ноябрём.
я буду писать тебе.денно и ночно.денно и ночно.
что мы никогда не умрём."