Охх, и да, и нет..
Привет! На прошлой неделе мы наконец получили решение суда, и в понедельник я уже был в ЗАГСе, чтобы получить Алисе новое свидетельство о рождении — с новым отчеством, новой фамилией и новым папой в нужной графе. И ровно в тот же понедельник мне его и выдали! Знаю, что-то невероятное, но факт!Да, дело теперь за МФЦ, СНИЛСом, ИНН и прочими бумажками, но факт определенно свершился — я стал папой (Алисе).
И вот о том, как изменилась наша жизнь, наши отношения и изменятся ли они в дальнейшем я и пришел сегодня поговорить.
Я рассматриваю это в три этапа:
—Наша жизни до рождения близняшек
—Наша жизнь после появления у Алисы сестёр
—Наша жизнь после усыновления
Почему я дроблю это на эти этапы? Ну, давайте смотреть.
Изначально, когда мы только съехались, я и правда очень тепло и сразу же по отечески относился к Алисе. Я уже писал о том, что тогда же задумывался об усыновлении, то есть вопросов с этим не было. Она называла меня папой и наши отношения со всех сторон были типичными, обыденными отношениями папы и дочки — игры, поделки, походы в садик и в магазины, мытье, уборка, воспитание, чтение, укладывание спать..
Однако, где-то внутри (или снаружи, я не знаю), я чувствовал, что есть какая-то граница, какое-то условие, некая условность. Я связывал это с тем, что я..не был отцом, а значит — не имел права. Мне нельзя было сильно любить, нежно обнимать — ведь я чужой дядька, и уж тем более нельзя было ругать, воспитывать, нравоучать — это не было ни моим правом, ни моей обязанностью. Я был ей по факту ни кем, и хотя она этого не знала (но знал я), с чего ей меня слушаться? Кажется, что есть что-то еще, но при всех своих дарования к написанию текстов, и учитывая, что я давно об этом думаю, я всё равно не могу подобрать слов. Надеюсь, вы просто поймете о чем я — о каком-то запрете лезть в жизнь чужого тебе ребенка, даже если вы семья, даже если ты любишь его, даже если его мать тебе разрешила.
И вот этот период мне было легко и трудно одновременно. Было легко быть добрым, милым взрослым другом, лелеять и баловать. И очень сложно было, в моменты необходимости, быть твердым и суровым. У меня каждый раз спина обливалась потом, когда приходилось ругаться, наказывать и воспитывать.
В общем, было трудно, и периодами я не понимал почему. Потому что новая роль? Потому что не знал, что делаю? Потому что сомневался в том, правильно ли делаю? Потому что не знал, так ли у всех или так у меня, потому что я в такой ситуации? Или дело и правда в том, что она не моя и мне просто сложно, ведь это странно и как будто бы неправильно? И вот последнее сводило с ума больше всего, потому что казалось, что это всего лишь какая-то моя заморочка, при этом, имеющая объективный вес.
Затем наступил второй этап, когда появились малышки. Мне, по идее, появилось с чем сравнить. Я мог четко отделить родное от не родного и сказать — а, ну да, ясно, вот их я люблю и никогда не буду ругаться, а вот она — падчерица и этим всё сказано.
Однако, и тут легче не стало. Во-первых, трудно сравнивать вредную шестилетку и два сладких комочка, и быть при этом объективным. Во-вторых, мы сразу и четко обозначили Алисе, что и эти, когда подрастут, будут получать и по заднице, и наказания, так что пусть не ревнует и не выдумывает, что мы их тут на руках собрались носить (а мы носили — младенцы же). В-третьих, к тому моменту прошло два года, и где-то я пообвыкся с ролью отца, где-то мы с Алисой выстроили отношения иначе, где-то я по-новому стал смотреть на родительство, отцовство, воспитание и вся эта любовь-не любовь ушла на третий план — я был отцом, и это, как по мне, нечто другое.
Но как человек привыкший рефлексировать я нет-нет да задумывался о том, как всё это выглядит, что я думаю и чувствую по этому поводу и справедливо ли утверждать, что когда малышкам будет пять, с ними всё будет так же. Где эта грань между нашим отношением, родством и попросту характером и темпераментом детей? Может близняшки будут в пять лет ангелочками, и потом тоже будут, и нам просто не придется никогда на них ругаться. Будет ли это доказательством для Алисы, что мы любим ее меньше?..
На эти вопросы у меня нет ответов. С этим поможет разобраться только время. Это факт. Поэтому, эту часть размышлений я просто отпустил. Важнее работать сегодня и с тем, что есть, чем забросив сегодня, думать о будущем.
Зато, "сегодня" у меня появилась третья дочь, самая старшая.
И, если честно, придя домой со свидетельством в руках, и объявив Алисе, что она теперь будет всем говорить, что она Юлиановна и Марэ, просто порадовался, что всё наконец закончилось.
А затем, буквально через полчаса заметил, что и смотрю на нее иначе, и говорю с ней иначе, и кажется, что и отношусь — иначе.
Это не значит, что раньше было все хуже или вовсе плохо. Я думаю, это значит ровно одно — все те неясные ощущения из начала этого текста, всё то, что меня так заботило, тормозило, отгораживало от ребенка, не давая мне полностью взять на себя ту роль, которую я хотел — наконец исчезли.
Она наконец-то стала моей дочерью и я могу относиться к ней как к дочери, а не как к ребенку вверенному мне для заботы и воспитания. Кажется, что ничего не изменилось, но одновременно с этим кажется, что изменилось очень многое.
Больше нет сомнений, теней, чужих имен, маячащего где-то позади мужчины, нет бюрократии, нет рисков, нет возможностей что-то переиграть.
Теперь это уже точно моя ответственность, моя дочь, моя семья и только моя проблема (ха!).
И это по-настоящему прекрасно. Это — освобождает.
Что же касается Алисы..вряд ли она что-то прям сильно понимает. Однако, думаю, всё это позитивно аукнется ей в будущем — общее с сестрами отчество, одна фамилия в семье, всё это создает некою целостность в восприятии картинки ее мира, я надеюсь, и она не будет чувствовать себя за бортом нашей жизни.
А потом, через несколько лет, мы уже поговорить об этом непосредственно с ней.