Я всегда выбирал простых, но странных. И обязательно — с выразительным взглядом, чтобы смотреть, как от глаз бежит тень мыслей, касаясь сперва щёк, а потом губ, словно длинный силуэт. Увы, редки случаи, когда мне попадаются те, кого было бы приятно слушать. Если бы мне доставалось всё вместе, то это было бы невероятно, ибо жизнь похожа на суровую богиню удачи, которой выкололи глаза. Впрочем, глаза не мешают богине раздавать дары людям.
Мне всегда казалось, что за глубоким взором, отдающим наивностью и влюблённостью, непременно скрывается Психея — вечная любовь Эрота. Вероятно, это не так, ведь некоторые за ягнячьей кротостью скрывают любвеобильную Венеру. Разумеется, скрытая душа — величина слишком относительная. Но взгляд способен либо утаить, либо рассказать. Сперва мне нравилось первое и казалось, что нет ничего прекраснее, чем человек, будто книга, таящий внутри нечто, что лишь предстоит разгадать, прикоснуться, узнать. Позднее пришло понимание, что для долгой любви тайны должны быть только у одного. Второй же должен быть прост, как гортензии под моим окном, но так же, как и они, приятен. Pas la couleur, rien que la nuance! — подходит здесь лучше всего. Не нужно лабиринта, скрывающего сердцевину. Нужны лишь нюансы того, как до неё добраться.
Красота выше гения, чувства выше морали, грех выше Бога, а простота выше тайн. Поэтому намного целесообразнее искать эту самую простоту, будучи дебрями. Однако мне незатейливость не нравится. Она непременно несёт в себе нотку глупости, если речь идёт о человеке. Быть проще, чтобы к тебе тянулись — избитый приём, подразумевающий сплочение вокруг идиота единомышленников и умных, желающих заставить работать глупость на себя. Посему я выбрал деталь, которая поможет мне мириться с вероятной глупостью. Взгляд. Жестоко? Разумеется, потому и используется.
С такими людьми и становится возможным dolce far niente — время, проведённое без смысла, без разумных фраз, но направленное на эмоции. Своего рода потребность быть в настоящем, чувствовать и существовать (в самом положительном значении этого слова). Время, когда каждому простительно быть дураком, потому что ум — бремя, а от любого бремени необходимо хоть иногда абстрагироваться. Я позволяю это себе, потому что позволяет она — обладательница жгучего небесным отблеском взгляда. Носительница той самой простоты, когда все сказанные слова улетают от ветра в распахнутое окно, бесследно, безвестно; когда она не знает растений в ботаническом саду, но хочется ей о них рассказывать.
— Мне кажется, что я немного глупая для того, о чём ты говоришь.
— Это хорошо, что ты глупа в таких вещах. Значит, мне есть, чему тебя учить.
Она превосходит меня в чувствах и это абсолютный факт. Ей дано проявлять жалость там, где я смогу лишь выразить равнодушие. А её стремление к справедливости для всех порой заставляет меня перенимать частицу той праведной эйфории. Я даю ей знания, а она не позволяет мне покрыться льдом и зарасти мхом. Вполне справедливый обмен, как мне кажется. Она смотрит на нас обоих сквозь призму простоты, понимая, что никогда не станет для меня ни смыслом жизни, ни самой большой любовью, да и не претендует на это, откровенно говоря. И вряд ли от неё дождёшься интриг за спиной, ведь она нехитра в любви, что делает её на порядок умнее многих. Её любовь — я. Иной она не ищет, потому что не знает то, зачем это нужно. И, пожалуй, за одно то, что она не пытается отыскать в моих размышлениях скрытых смыслов, как и не ищет его в сказанных словах, стоит ценить её. Особенно в моменты, когда мне необходимо на короткое время замкнуться в себе и закрыться от всех.
Своим поведением она напоминает детёныша оленя, который бегает по лесу.
Взгляд исключителен, "эксклюзивен", потому что не требует понимания, ибо выше механик и алгоритмов. За красоту и взгляд можно многое простить. В конце концов, он — неплохая замена уму, а главное — полностью безопасная.
