Церковная тишина являет собой нечто особенное, отличное от иных форм безмолвия. Полная сосредоточенность, обращённая куда-то во вне понимания человеческого разума. Я не последователь какого-либо авраамического верования, никогда не был, но без малейших сомнений признаю, что десятки рук, сложенных в молитве, способны порождать особую атмосферу, увлекающую кротостью и смиренностью тех, кто её создал.
Я должен был быть частью этих таинств. В идеале, разумеется. Но от меня требуют продуктивности немного иной, чем вознесение молитв. Однако никто не запрещает таким, как я, в любое время находиться в соборе. Конечно, доступа к каким-либо святыням этого собора у меня нет, да и не нужно оно, ибо прекрасно хватает местной библиотеки.
— В пандемию люди ходят сюда редко.
— Разве у прихожан есть право посещать библиотеку?
— Нет, но мы не отказываем в этом студентам или исследователям.
— Я думал, что в нынешнюю эру технологий студенты предпочитают Гугл в решении вопросов.
— Вы не предпочитаете.
— Как видите. Мне важен контакт с источником. По той же причине я часто пишу на бумаге, а не печатаю с помощью клавиатуры.
Его взгляд остановился на детали во мне, которая весьма привлекала внимание.
— Знаете, что будет, если хлопнуть в ладоши рядом с орлом, который сидит на ваших плечах?
— Не знаю.
— Сперва птица вздрогнет, а потом инстинктивно начнёт цеплять когтистыми лапами всё, до чего дотянется. Это могут быть ветви, но иногда, очень редко, это может оказаться ухо хозяина.
— Извините.
— Ничего страшного.
— Вы ведь не католик?
— Вас это раздражает?
— Ни в коем случае.
— А вообще, я даже немного обрадован, что вы пришли, ибо у меня есть вопрос относительно католической веры.
— Я постараюсь на него ответить.
— Почему у католиков нет икон? Официальную версию знаю, как и то, что те иконы, которые имеются, играют сугубо эстетическую роль. Интересно отношение непосредственно верующего.
— Я против любых икон. Рука человека никогда не сможет передать всё великолепие Престола. Наши понятия красоты слишком примитивные для такого. Бог не в иконах, в конце концов, а в душе.
— Меня вдохновляет ваша религиозность.
— Надеюсь, на хорошие поступки?
— Вне всякого сомнения. Богобоязненность помогает человеку оставаться чем-то более значимым, чем просто млекопитающее с развитым головным мозгом.
— Вы боитесь Бога?
— Вашего? Нет.
— Если бы я вас не знал, то подумал бы, что это говорит воцерковлённый человек.
— У католичества нет монополии на слово «богобоязненность».
— Конечно. В вашей вере есть молитвы?
— Боги моей традиции прекрасно понимают современный язык, и нет нужды обращаться к ним через старинные речевые обороты и прочее.
— Суть молитвы не в речевых оборотах, а в чувствах, направленных к Богу.
— Но ведь сама форма молитвы всегда подразумевает использование устаревших слов, особое построение предложений.
— Это канон и не простым смертным его менять.
— Ваша правда.
В остальном я молчал, считая нашу беседу справедливо завершённой. Во всяком случае, на сегодняшний день. Конечно, имеются ещё пара вопросов, но ими я решил пренебречь во благо тишины.
