К апрелю я чувствую себя так, словно являюсь Сизифом и тащу огромный валун на гору в Тартаре. Все силы, желание жить и стремиться в будущее покидают меня постепенно, медленно, будто дразня голодного пса куском мяса в одной руке и скрывая палку в другой. Во всяком случае, итог точно один. Но пройдут четыре месяца и моё состояние начнёт приходить в норму. Так случается из года в год.
Напоминает медленную смерть, хоть мы и так все медленно умираем и вся жизнь являет собой ту постепенную гибель, но. Первее всего страдает режим сна, который в моём случае и так нещадно побит. Я сплю, конечно. Около четырёх раз в неделю по четыре часа, чтобы Анна не волновалась, ибо моё психическое (и физическое) здоровье весьма заботит её. Ради неё приходится стараться придерживаться своего искажённого, но режима сна. Не хочу, чтобы она переживала. Слабость изнуряет. Не могу даже сделать став, который обеспечил бы хоть какой-то прилив сил, он не сработает и станет лишь хуже.
Кроме всего прочего, лето таит в себе один ужасный лично для меня момент — жара. Пожалуй, жаркие дни — это то, что я искренне ненавижу и какова же ирония, что живу я там, где летний зной с утра до утра считается явлением неизбежным и абсолютно нормальным. Ироничнее только физическое наличие мозга у тех, кому он не нужен. Анна знает, что от жары мне присуще терять сознание и я провёл с ней беседу о том, что не нужно сразу же звонить во все больницы, не нужно совать мне под нос спирт и не нужно паниковать, что я не очнусь. Благо, она ещё не бывала в ситуации, когда я падал в обморок, но мы оба знаем, что это неизбежно.
Слабость носит не только физический характер, но и ментальный. В этот период я весьма склонен к опрометчивым и глупым поступкам. Не утверждаю, что весной и летом становлюсь значительно глупее, но, если откровенно, то результаты моей интеллектуальной деятельности, например, в июле и декабре очень отличаются и во втором случае они намного лучше и продуктивнее. Можно сказать, что летом я напоминаю голубя, который не распознаёт стёкла и врезается в них (я искал в Вене фонтан, к которому стоял спиной). Хуже всего то, что во всей этой вакханалии не остаются в стороне и эмоции, которые становятся нестабильными. На моём счету три попытки уйти из жизни. Первая была в мае, вторая в августе, а третья в июне два года назад. Стал бы я пытаться покончить с собой, скажем, в январе? Никогда. Излишние эмоциональность и чувствительность составляют значительную угрозу для моего спокойствия и покоя других людей. Я привык быть холодным, равнодушным, возможно, в чём-то даже злым и строгим. Этот период жизни лишает меня привычного, обнажая слабость, которая является непозволительной роскошью.
Стоит мне закрыть глаза, как их тут же жжёт изнутри, а эмоции порой выдают то, чего не должно быть. Четыре месяца. 153 дня, которые обратят меня в озлобленное существо, грезящее о скорой осени, о её пасмурном небе, дождях и слякоти.
Всё это однажды пройдёт так, как и проходило всегда.
Всё к лучшему.
