с приходом осени покатилась по дорогам бесконечная грязь, и она не заканчивается, даже несмотря на лёгший снег; я приношу её домой на ботинках, и с ботинок она проникает даже в постель. мать говорит, что виной всему такая походка, но не отвечает, а можно ли на третьем десятке её исправить. иногда кажется, что эта грязь вечна, незыблема и была до меня; а иногда кажется, что она рукотворна и сотворена моими руками. иногда как будто слышится, что мой нежный любимый мальчик плачет из-за меня, и я теряюсь; что я в состоянии сделать, подойти и тоже расплакаться? не заметить? уколоть больнее, скользнув презрительным взглядом, мол, вот опять, опять ты не мужчина? или сказать: я люблю тебя, какой ты есть, только прости меня, только прости меня? как много я его обижала, буквально как кота, которому, разозлившись, брызнула в морду смесью-антицарапкой! как много унижала и не считала за мужчину, и всё время говорила: ладно, я справлюсь сама! и он молчал, а я обижалась и думала: нет, он ещё не мужчина. и вряд ли станет, с такой-то стервой. и кем будет без меня? он всё бросит; у него нет цели, как и у меня, но я зачем-то тащу нас дальше. почему я не выброшусь из окна? это страх боли и смерти или желание ещё пожить? и не оставлять мальчика одного, чтобы ждать, когда же он станет мужчиной, и бояться этого дня, потому что, когда он проснётся другим, он не найдёт рядом настоящую женщину. почему мне так важно быть рядом? ведь мужчины не смысл жизни, точно нет; это я знаю. что же тогда смысл? это не гедонизм, и не филантропия, и не вера. я страшно боюсь не успеть найти его, пока не умерла. но всё же, мой мальчик, он ведь терпит рядом истеричного подростка и несформировавшуюся личность, почему он это делает? ведь я его так обижаю, так такой же вопрос: какой в этом смысл?