Временами мне как-то жаль, что я больше не курю. А без желания покурить само действие попахивает бесполезностью и обязаловкой. Поэтому я стараюсь не делать того, чего не хочу, и остается только скучать. Хотя с каждой минутой надоедает и это, а причин выходить на улицу все меньше и меньше с каждой минутой. Поэтому приходится заряжать телефон, сидеть у реки и петь.
В четырнадцать мыслить было куда проще: делай все, дабы было что вспомнить. Мне в то время и не представлялось возможным не хотеть вспоминать. А сейчас лежа в кровати я мучительно выдавливаю из себя минуты внутри своей головы. Стараюсь поскорее вытолкнуть себя в реальность, так как воспоминания оказываются болезненными с какой стороны на них не смотри. Тренирую выдержку несмотря на высокую плату. Так, добрая весна четыре года назад уже не пахнет вишнями, а только разбитым сердцем.
Неужели все останется таким до конца моей жизни? Столько времени выстраивать взаимоотношения с людьми, брать над собой и над ними верх, строить события, а все для того, чтобы отталкивать их с остервенением пигалицы, которой предложили слишком сложный для ее понимания фильм? Я хотела бы понять отчего это, правда. Переступить через предрассудки, вспомнить, побарахтаться в лучах тех человеческих отношений. Но пока более безопасным вариантом сдается мне просто ловить мысли о давнешней поездке на озеро, валянии на снегу и теплом одиночестве. Любое безопасное воспоминание сейчас — одинокое.
Мне всегда чудился привкус настоящего только в моменты отречения. От человека, события, но не мгновения. Прочувствовать его миллиметром кожи и пропустить в мысли казалось столь правильным, как сделать фотоснимок на память. А потом я попыталась смотреть на мир глазами другого и будто потеряла часть себя самой.
Собирательство — непосильная штука, особенно когда собираешь лишь корешки повестей, которые должны были стать твоей частью.