еще вчера у меня не было ксилофона.
и я, к слову сказать, была абсолютно глухой с рождения.
такие не исцеляются - было мнение
моего лечащего врача. и я не могла слышать, как другие дети
зовут меня гулять и как шумит ветер
за окном ночью.
- впрочем,
не потому что я была глуха, а потому что меня никто не звал,
и в моей комнате нет окна.
я была совершенно одна
девяносто процентов времени, а в остальные десять приходил врач
и открывал рот, как мне казалось, они все делают одно и то же, дурачатся
и я тоже открывала рот.
и не знала, что со стороны это звучало как рвота,
как интенсивная рвота с гноем,
да, я была глухо-немой.
а в соседней квартире жил какой-то военный герой,
у него висели медальки и он приходил погладить мне волосы, иногда целовал в губы,
и я помню его липкие пальцы и желтые неровные зубы.
он приходил раз в неделю, и я знала, что он очень важный и что его надо слушать.
шла война, я ничего не слышала - мне не было страшно, просто иногда хотелось кушать.
и он приносил мне рисовые шарики и ложился на мой футон,
а вчера он принес мне ксилофон,
это такая дощечка из разных цветов и он показал, как по ней стучать.
он открывал рот, как мой врач, и я смеялась.
эта дощечка мне определенно нравилась. я взяла в руки палочку как что-то высшее,
и я услышала.
еще вчера у меня не было ксилофона,
и я, к слову сказать, была абсолютно глухой с рожденья.
и у моего урода-врача было непреклонное мнение,
что это не изменить.
но я услышала мир, и мне захотелось жить.
за окном смеялись дети, птицы, в хиросиме светило солнце и грела погода.
шло пятое августа тысяча девятьсот сорок пятого года.

еще вчера у меня не было ксилофона,
и я не слышала эти крики-стоны
и вытекающее из глазниц отчаяние,
которое теперь слышу ночами,
и звуки шагов по липкости крови.
у меня после взрыва выпали волосы-ресницы-брови,
и я уже не такая красивая,
и сосед-герой перестал приходить ко мне.
также я больше не видела врача-урода,
и я видимо скро умру от голода,
а может от излучения, кто знает.
но зато у меня есть ксилофон, и я слышу как он играет.