Он никогда не желал его делить с кем бы то ни было, не намеревался терять его заботу, расставаться с его бредовым чувством юмора, лишаться его ласковых и боязливых прикосновений. Мысль о том, что это могло достаться и приносить незаслуженное удовольствие другому, шпарила его обрывающиеся внутренности.