«Как мне объяснить тебе, мое счастье, мое золотое, изумительное счастье, насколько я весь твой — со всеми моими воспоминаниями, стихами, порывами, внутренними вихрями? Объяснить — что слóва не могу написать без того, чтобы нe слышать, как произносишь ты его, — и мелочи прожитой не могу вспомнить без сожаленья — такого острого! — что вот мы не вместе прожили ее — будь она самое, самое личное, непередаваемое — а не то просто закат какой-нибудь на повороте дороги, — понимаешь ли, мое счастье?
…я клянусь всем, что мне дорого, всем, во что я верю, — я клянусь, что так как я люблю тебя, мне никогда не приходилось любить, — с такою нежностью — до слез, — и с таким чувством сиянья. И я больше всего хочу, чтобы ты была счастлива, и мне кажется, что я бы мог тебе счастье это дать — счастье солнечное, простое, — и не совсем обыкновенное.
Как мне хочется тебя увести куда нибудь с собой — знаешь, как делали этакие старинные разбойники: широкая шляпа, черная маска и мушкет с раструбом. Я люблю тебя, я хочу тебя, ты мне невыносимо нужна… Глаза твои — которые так изумленно сияют, когда, откинувшись, ты рассказываешь что-нибудь смешное, — глаза твои, голос твой, губы, плечи твои — такие легкие, солнечные…
Ты пришла в мою жизнь — не как приходят в гости (знаешь, „не снимая шляпы&ldquo ;), а как приходят в царство, где все реки ждали твоего отраженья, все дороги — твоих шагов. Судьба захотела исправить свою ошибку — она как бы попросила у меня прощенья за все свои прежние обманы.
Все это я пишу лежа в постели, опирая листок об огромную книжку… Любовь моя, спокойной ночи… Не знаю, разберешь ли ты это безграмотное письмо… Но все равно… Я люблю тебя. Буду ждать тебя завтра в 11 ч. вечера — а не то позвони мне после 9 часов.
В.»