Разбитые плафоны фонарей хрустят, впиваясь в подошву пылью.
Всё замерло в мае и всякое движение - просто рефлекс.
Воздух загустевает около полуночи и дышать почти больно.
Дым вылетает из легких с хрустом в груди
на каждую строчку чужого стихотворения,
от которого только рыдать навзрыд.
Ведь точнее не написать, как ни старайся.
Такая боль в теле, будто, наконец, хребет ломается, не выдержав.
Но утром обнаруживается, что цела,
только турка в руках дрожит так,
что кофе по всей плите траурными лужицами растекается.
Осколки застревают глубже и царапают изнутри.
И запивать терафлю водкой уже вовсе не противно.

Над хмурым городом чернеют тучи.
Сколько угодно можно врать себе, что это не побег.