так ведь бывает чаще всего, ты же в курсе, вот он идет – и живой, ни черта не грустный, и на затылке волосы также вьются, словно совсем ничего не случилось, да. в этой рубашке – ты помнишь, ее снимала? спину ногтями царапала и сминала, пепел на простыни падал, а вам все мало. боже, как долго помнится ерунда. но как же странно – ты все еще слышишь запах, как после секса – не то, чтоб кричать и плакать, просто молчать, утыкаться в него – от страха, вдруг это все с вами было в последний раз – и вот проходишь – ни взглядом, не поворотом, если коснется – то вызовет боль и рвоту, если посмотрит хотя бы – убьешь всех к черту, есть теперь только ты – ни его, ни «нас». и в голове – просчитала все, зачеркнула, дуло смотрящее в спину – отвернула, выгнала, выслала, вырвала, обманула, мать твою, не возвращайся, прошу, совсем. а это тело – ни капли не забывает, видит его – и стонет, и умирает, ждет его нежности – разум твой предавая, словно не видит тобой возведенных стен. так ведь бывает – ты все для себя решила, вставила в сердце не просто иголку — шило, вышила строчками – я тебя разлюбила, видишь, как просто ты умер, мой славный друг. но учащается пульс, когда он – на связи, хоть бы глоток – этой твари, скотины, мрази – хоть бы комок это липкой, вонючей грязи – этих его – бесконечно любимых – рук.