Ты ведь всегда можешь бросить эту крошечную пятиэтажку, где подъезды задыхаются от твоего цветного лака для волос, а ты от запаха рыбы с чужой кухни.
Забудешь соседей, у которых всегда можно уточнить с кем и в каких позах спал, что пил и где ночевал, если вдруг сильно наскучит.

Оставишь мир, в котором ничего не происходит. Вернее кому-то всегда неймётся, но тебя ведь это совсем не трогает.
Так лети туда, где будет уютнее. На новоиспечённую родину.

Там никто не помнит, как в третьем классе ты украл у мальчика часы, или те твои безвкусные любимые джинсы.
Там ты не «испортился», а «всегда таким был». Там ты только тот, о ком сам расскажешь или напишешь.

И брызнет свобода напалмом. Да, ты и раньше выбирал что наденешь и что будешь кушать.
Только тогда о твоём выборе знала каждая бродячая собака, а тут даже крик никто не станет добровольно слушать.

Ты пойдёшь, не оставляя за собой ни шлейф будней, ни мнений тень…
пойдёшь. Только зачем? Только за чем? И куда тебе теперь?

…

Что там? Ну, после аэропортов, съёмных квартир и свежих видов из дыр в стенах спальни.
Это после всего, чего так жаждал, пока за свой «День сурка» получал хоть и «Оскар», но в ролях не первого плана.

Сегодня ты переехал, завтра что-то купил, во вторник покрасил волос в синий.
Через год узнаёшь по имени женщину за дверью напротив твоей. Коллег вообще отличаешь по спинам.

Не таким уж большим оказался заветный причал? Всего-лишь часть тесного места, в котором ты всё равно один день хочешь отдохнуть, а второй — подготавливаешь к отдыху квартиру.
Ты, конечно, всегда можешь бросить эту крошечную двадцатипятиэтажку, ­ но двадцать лет больше не стукнет, да и рок-н-ролл, он не в Питере, не в Москве, не дома, а всего лишь на перекрёстках, делящих ноль ровно наполовину.