я боюсь , что это не кончится, не умрёт; что вздыхать по тебе буду пятый, десятый год. тут бы песни слагать, но не знаю аккордов/нот, потому-то опять получается лишь стихами.

над тетрадью сижу от заката и до утра, а внутри у меня полыхает огонь костра. убегают кровавые строчки из-под пера, и тогда моя боль ненадолго, чуть-чуть стихает.

от неё я давно уж могла бы висеть в петле, но хватило ума взять до Праги зимой билет. жизнь горела во мне, а теперь остаётся тлеть – я смотрю на тебя погасающими глазами.

отвечая на взгляд, задаёшь мне смешной вопрос. я надеюсь, однажды ты примешь меня всерьёз, потому не сажусь на иглу и не жру колёс – и ещё потому, что боюсь сделать больно маме.

я почти безнадёжна – но всё же умею ждать: нужно просто не думат ь , кто греет твою кровать, кто тебя может целыми сутками целовать – ад у нас в головах, и его создаём мы сами .

я мечтаю (захочешь – на слове меня лови), что тоску по тебе изгоню из своей крови. а пока этой страшной, тяжёлой, большой любви хоть с трудом, но находится место под небесами.

— Владислава Рукавишникова