время застыло, тягучее и мутное до тошноты. ехала от сестры, после того как мама позвонила ей, и все думала, о, лишь бы дорога стала такой длинной, что мне не нужно будет войти в квартиру и поверить в произошедшее. еб мерлина бороду.

мои органы будто сжались в комок, никак не распутаются. плакать не могу. не могу думать. не могу больше жить в этой квартире. она нас отрыгивает, потому что этот дом - это бабушка. 40 лет она прожила здесь, хозяйничала, и пусть последние пару лет она была не в себе, все же этот дом - это она сама вся.

набежали люди, все что-то обсуждали, говорили. но никто не пожалел никого, не приласкал. никто не обнял маму, которая нашла её. кроме меня.

шагала по двору, чтобы почувствовать свое тело. видела, как бабулю выносили, завернутую в идиотское покрывало, похожее на занавеску. положили на ржавые носилки, засунули в холодный катафалк, трясущийся на каждой кочке. это самое отвратительное, самое ужасающее. чужие люди будут там трогать её, говорить рядом с ней, и никто её не пожалеет. это могло бы заставить меня сомневаться, но я верю и знаю, что это лишь её тело. оно нам дорого, оно нам любимо, но душа её стала частью всего, нашла покой. что за жизнь у неё была. постоянные боли, бред, память рушилась, целыми днями одно и то же, и в гости никто не приходил. только мы у неё были, хоть нам и непросто было уживаться вместе. никто, кроме меня, не видел, как она скучала и плакала по своим сыновьям и внукам.

каким бы ни был человек, надо о нем помнить, надо с ним быть. никого нельзя оставлять одиноким, особенно старых людей.