С упоением меломана я слушал тихое дыхание любимой, чувствовал, как ее длинные, бледные, но удивительно сильные пальцы пронзали холодом. Пришлось надеть перчатку. И далее: растянутый на три года эпизод, как мы летим, обнявшись, с восторженным ревом, в пропасть. Мимо проносятся чьи-то измененные скоростью падения лица, обрывки фраз и всплески совершающихся событий.

Любимой оказалось именно столько, сколько я, мудрый малыш, и заказывал высоковольтному серебру в детстве, — больше, чем я мог завоевать. И не заболел любимой, как загадывал, завязывая в скальном городе на одном из деревьев правый носок, я в ней умер. Теперь большая часть моих действий лишь отзвуки незначительных движений ее души. Часто хаотичных, противоречивых, бесцельных. Чудовищно неудобная конструкция.

Но жизнь без нее невозможна, и я жив только когда она рядом. Если посчитать, то, по человеческим меркам, сейчас мне десять лет и с любимой мы видимся регулярно только утром и вечером. Это мною открытый секрет возможного долголетия.

Я не люблю цветы. Их неудобно носить в руках. Но иногда я ей все же дарю «кровь на мраморе» — пять белых роз, две алые. Они так точно характеризуют происходящее в моем сердце, когда я заглядываю в ее глаза после стопки кальвадоса.

Она воплощенное отрицание всего, что нравится мне. Это очень помогает поддерживать форму. Плюс я ее отвлек детьми. Хотя при ее любовном безбрежии дети — минутная передышка. Дети — невольные спутники нашего брачного приключения. Они с любопытством наблюдают за нами из своего возрастного укрытия, стараясь запомнить для себя некоторые, особенно яркие реакции — сокрушительные разряды электричества, то и дело пересекающие жерло гигантского водоворота житейских противоречий.

Она истинность в своем окончательном значении. Ее изображения можно распространять среди примитивных народов как объект религиозного поклонения. И самое забавное в этом то, что, если перед ней поставить эту задачу, она найдет способ соответствовать ей. Только Христос милостью своей ограждает мир от проявления могущества ее веры.

Судя по всему, именно Он и доверил мне любимую для сдерживания в этой жизни и за пределами оной. Смерть приказа не отменяет.

Если придется, я изменю законы природы и найду новый способ владеть любимой. Я создам еще один мир и буду ласкать ей волосы лучами апрельского солнца, целовать ее холодные руки ледяными потоками лесного ручья, нашептывать ей оконными сквозняками перед сном волшебные сказки. Я разобью зеркало реальности, чтобы видеть в тысячах осколков линию ее профиля. Я заключу время в круг, чтобы тысячелетиями слушать ее смех.

Она владеет привилегией святых — ее все считают своей: итальянцы пылко клянутся, что именно так должны выглядеть настоящие итальянки, немцы разводят руками от очевидности ее германских кровей, евреи об этом даже ленятся спрашивать, но она не станет святой, потому что у нее есть я. По факту венчания на Страшном суде под наше дело выделят только один свиток.

Простыми словами: любимая — моя единственная надежда.

Но и это не главное. Главное — быть с ней.