dramione_4

— Здравствуй, Грейнджер.
Полуулыбка и насмешливый прохладный взгляд, под серым льдом которого - океан усталости. Кое-где корка потрескалась, и наружу выплескивается бриз горечи и болезненного, отравленного отчаяния. Не так должен выглядеть настоящий Пожиратель, правда?
Он первым нашел ее, ведь всегда был лучшим в своем деле. Ее — последнюю из Золотой Троицы, последнюю бисерину нанизанных бус из смертей грязнокровок, волшебников, замеченных в связях с Дамблдором и ему подобными, просто гриффиндорцев. Убивали много, убивали без разбору, впитывая в себя каждый предсмертный крик и каждый хруст ломающихся в агонии костей. Брезгуя касаться лакированными туфлями луж крови, разлитых по каменных полах замков и темниц, ласково глядя в глаза человеку, в которого в следующий миг запускали Авадой, задумчиво попивая вино перед окном, за которым горели костры из трупов.
Их было негде хоронить.
Нет, не так.
Их было незачем хоронить.
Темному Лорду не был нужен никто. Ни сведения, ни знания, ни шпионы в виде грязнокровок, преступников и людей, не желающих его власти. Зачем продолжать играть в войну, если она выиграна? Осталось только очистить полученные территории от грязи и мусора.
Очистить мир.
Грейнджер дрожит, мечась испуганными карими глазами из стороны в сторону, зябко сжимая пальцы и слишком громко и часто дыша. В разорванной одежде, под которой просвечивает мрамор тонкой кожи, со спутанным грязным гнездом на голове, такая беззащитная, такая потерянная и испуганная, даже не пытаясь это скрыть.
Не решаясь посмотреть ему в глаза.
Сейчас самое время сказать какую-то колкость, которая в свете последних событий прозвучит ужасающе обреченно. Что-то про ее внешний вид, про положение, в котором она оказалась, про ее дружков. И ей нечем будет ответить. У нее ведь на самом деле не осталось ничего.
Именно поэтому он молчит, просто впитывая ее в себя.
Ты в полной заднице, Малфой.
— Чего ты ждешь? — тихий голос заставляет вздрогнуть что-то глубоко внутри его. Не оставляя выбора, раздирая на клочья сырого мяса осколками того, что только что разбилось на самом дне.
Не надо так, Грейнджер.
Я не имею права сорваться.
— Твоей реакции, грязнокровка. Ты слишком деревянная, даже учитывая шок, — неправдоподобно-равнодушно, оставляя за мутным стеклом его взгляда то, что он сейчас чувствует. Что он вообще может чувствовать.
— Можешь не обращать на это внимания, — срываясь на последнем слове на хрип. Не позволяя слезе скатиться по запачканной от падений на землю грязи, пытаясь сохранить в себе хотя бы часть той Грейнджер, что семь лет отлично училась в Хогвартсе и не позволяла просто так себя унижать.
Сжимая и кусая губы.
Убей меня, но оставь хоть каплю гордости.
Пожалуйста.
А он лишь смотрит. Странным, неверящим взглядом, от которого хочется спрятаться. Который в состоянии ее сломать.
— Давай же! — хриплый крик и рваный всхлип. Слезы по щекам и обхватывающие себя в попытке исчезнуть руки. Невидящий взгляд, направленный куда-то вниз. Еще сильнее пробирающая дрожь.
Вот во что я превратилась Гермиона Грейнджер, Малфой. Смотри. Наслаждайся.
Оскорби меня, ударь, сделай все, что угодно, но прекрати это!..
— Успокойся, — все, на что хватает сил. Сдавленно, отрывисто, так не-по-Малфоевски.
И в этом слове его крах. Фиаско. Оглушительный хруст и скрежет вывернутых наизнанку позвонков того, кем он всегда был.
И хочется выблевать из себя все то, что только что было отравлено этой девчонкой.
Она выпотрошила из него весь его гребаный мир.
Несколько неровных шагов к ней как по углям. Не чувствуя ног, глядя в эти выцветшие от боли карие глаза.
Ощущая, как сердце давится собственной кровью.
А Грейнджер по-прежнему на него не смотрит. Куда угодно, только бы не столкнуться взглядами.
Она знала о том, что Пожиратели любят развлекаться с жертвами перед их смертью. Разнообразить ощущения, начиная средневековыми пытками и заканчивая изнасилованиями.
Она и так уже сломана.
Малфой, прошу тебя, оставь мне хотя бы немножко меня.
— Малфой, просто убей меня. Я-я знаю, ты можешь меня пытать, трахнуть, заставить захлебнуться в своей крови, но пожалуйста, М-малфой — всхлип и еще одна слеза из-под почти закрытых век — я прошу тебя, просто Авада…пожалуйста, — рвано, неразборчиво, дрожа и глотая свои слезы и свою боль, пытаясь похоронить их в себе, пусть убьют, только сейчас, ради Бога, сейчас…
Динь — и струна лопнула.
Оборвалась, разрывая его внутренности пополам.
Это просто его грань. Это воспаленно, это безумно, это до натянутых жил и увязшей в венах крови.
Это Грейнджер, которую он обнимает, путаясь пальцами в ее волосах.