dramione_3

Узкие белые коридоры, пропитанные спокойствием и запахом таблеток.
Холодные и слишком пустые, обволакивающие тревогой и безотчетным страхом. Так, что хочется идти и идти, не останавливаясь.
Не думая о том, что за этими ненормально чистыми стенами находятся смертельно больные души людей, чей смех похож на грохот костей в выкопанной могиле. Чей взгляд парализует мышцы и царапает горло.
Что же ты, Малфой, в штаны наложил, ведь и не такое приходилось видеть.
Неужели вид захлебывающихся в своей крови, которая хлестала из их горла, магглов, был приятней?
Или стеклянеющий взгляд умирающего отца вызывал более радужные ассоциации?
Ну же, ты ведь знаешь ответ.
Да, вызывал.
Будто ты в стерильном белоснежном Аду, что касается кожи кубиками льда, в которых лишь желание бежать, сбивать дорогие лакированные туфли, только бы перестать видеть своих демонов и призраков в каждом отражении отполированного до блеска кафеля под ногами.
Чтобы перестать вздрагивать от каждого шороха и скрипа, уже, кажется, звучащих в твоей голове.
Просто великолепная атмосфера для частной клиники.
Даже здорового человека здесь сведут с ума и запросто сделают своим пациентом. Табличка "Добро пожаловать" перед входом, оказывается, очень кстати.
За полчаса хождения по этим лабиринтам ему встретилась всего лишь одна уборщица, посмотревшая на него, как на дракона и поспешившая исчезнуть.
В ее глазах был седой ужас, пересохшие губы дрожали.
Все в порядке, Малфой. На нее всего лишь слишком долго давила эта атмосфера.
Она не успеет раздавить тебя, не так ли?
Даже у голоса в собственной голове здесь появилось эхо.
Поворот вправо, четыре двери прямо, снова вправо и до упора по коридору. Шаги продолжают звенеть позади него даже спустя несколько пройденных метров.
Слишком чистый и вязкий воздух.
И легкие балансируют на грани того, чтобы перестать проталкивать в себя эту почти ощутимую массу обреченности и отчаяния.
Живущие здесь никогда больше не увидят дневной свет. Только белую вуаль электрических ламп, ложащихся на кожу посмертной бледностью.
Если посмотреться в зеркало, то в этом освещении, он, наверное, увидит в отражении погибшего несколько лет назад мумифицированного мертвеца.
Только вот нет сил столкнуться с собственным взглядом. Слишком много того, что он убивал в себе последние 5 лет, он рискует увидеть.
Отец наверняка бы посмеялся.
Смейся, Люциус. Мне самому почти смешно от бессилия, под которым я уже почти погребен в этом месте.
Бессилия перед своим прошлым. Перед бесконечным мраком той части души, которая отмерла тогда, в Хогвартсе, когда он сидел среди Пожирателей и отрешенным взглядом наблюдал за тем, как кровь омывает каменные полы.
Ее никто и не собирался сводить.
Части, которая, как гонорея, заражает кровь и умервщляет ткани.
Из-за которой я когда-то умру среди своих воспаленных воспоминаний.
Да ты поэт, Малфой. Браво.
Та самая дверь и сжатые в кулак пальцы. Рука - желе, которое никогда не поднимется и не постучит об это старое дерево.
Давай же. Вперед.
Твоя сила всегда была в том, чтобы не показывать свои слабости.
Улыбнуться саркастической полной презрения ухмылкой и еще раз доказать абсолютную каменность своей души.
Или же ее отсутствие, если вам угодно.
Из тебя всегда пытались сделать наследника, Малфой. Достойного, жестокого, непревзойденного в своей бесчувственности.
Без страха. Без боли.
Оправдай же хотя бы раз усилия своего отца. Войди и улыбнись ей.
Она ведь все, что у тебя осталось.
Скрип двери дрожит на натянутых нервах, а глаза смотрят сквозь предметы. Как в первый раз. Как во все те разы, когда он входил в ее палату.
" Он всего лишь мальчик… "
Да, мама. Таким же слабым и беззащитным перед этой реальностью мальчиком я и остался.
Мельком брошенный в сторону кровати взгляд. Дрожащие руки и негнущиеся пальцы, закрывающие за собой дверь.
Глаза щиплет и он никогда не сможет признать, почему.
Как только он выйдет отсюда, сразу же выругается грязным матом и вернется туда, откуда пришел. Где окружающие - слуги, а девушки - шлюхи.
Делить людей на категории в его крови. Чистой, аристократически правильной крови.
И пусть он сам полжизни не имел выбора и делал то, что ему приказывали, он все равно лучше их всех. Выше. Достойней.
Он ведь Малфой. Это вбивали в его голову с тех пор, как он научился говорить.
Тяжелый глоток слюны и закрытые выблекшие глаза.
Смотри, мама, кем я стал. Мое положение ничем не лучше твоего.
Два бесконечно долгих шага и вот он уже у ее постели. Нарцисса спит беспокойным сном, то сжимая, то отпуская из пальцев помятую простынь.
Такую неположенно-помятую для этого учреждения.
Кожа, как и у него. Пальцы, как и у него. Сумашествие, как и у него.
Я скоро тоже окажусь в психушке, мама.
Займешь мне местечко в палате рядом?
Кровь густеет и еле проталкивается сквозь сосуды. Как изломанный покареженный механизм, его сердце с большим трудом продолжает функционировать.
Каждый толчок отдается режущей болью разрываемых вен.
Время остановилось. Земля сошла с орбиты.
Он, Драко Малфой, никогда не сможет отвести взгляд от той половины его Вселенной, которая вот-вот умрет и сожмется в черную дыру.
Одна, под названием "Люциус", уже есть.
С двумя я подохну, мама.