Пока его увозили в реанимацию, я стояла на кухне и готовила яблочный штрудель. Потому что вчера, когда он еще мог выдавить из себя больше, чем одно слово, он выбрал из банановых маффинов и яблочного штруделя штрудель. Пока его тащили до машины, задыхающегося, скрюченного и белого, действительно белого, как лист бумаги, я стояла и готовила какой-то гребаный штрудель. А теперь он лежит там, и врачи говорят, что если они не выведут его из этого состояния, он умрет. Что за идиоты. Мой папа не может умереть. Это же мой папа. Папы не умирают из-за какого-то идиотского рака легких и желудка. Папы умирают от старости. Лет в 100, никак не раньше.