"Знаешь, в моей жизни есть человек.

Восхитительный и просто невероятно чудесный.

Он кладет руку мне на бедро, и под кожей разбегается искристое электричество.

У него бесконечно красивые глаза. Теплые, глубокие, кристально голубые, только посередине будто сталкиваютя с неслышным звоном льдистые искорки.

У него бесконечно красивые руки. Потрясающе легкие, словно вместо пальцев - нежные кисти сирени.

У него бесконечно красивые губы. Напряженная и приподнятая серединка верхней губы даже в поцелуе сохраняет эту восхитительную напряженность.

Только глаза, и руки, и губы эти его - не те.

Я прикасалась костяшками пальцев к его, лежащей на моем колене, руке, и думала, что этот пожар я тушить не стану.

Будь что будет, думала я, обнимая за плечи этого человека, настолько чужого, что даже страшно.

С ним все словно в первый раз.

Он даст мне сил. И, в отличие от тебя, свет мой, прочитает это. Потому что этому человеку можно. Можно то, что тебя никогда не интересовало" (как, в прочем и его, но это уже другая история) - писала я в автобусе, уезжая от этого чудесного человека, оставляя его одного, и

думала, что я вернусь к этим глазам, к его этим жгучим пальцам,

в самом деле так думала.

Вернувшись домой, я залила все подушки слезами, и, так и не уснув больше этой ночью, не смогла утром в эти глаза смотреть.

Смогу ли еще когда-нибудь? Не знаю.

"как приятно обнимать другого человека" - говорил он, и теперь эта фраза шершавым железом отдается в голове, и я едва не забилась в истерике прямо на паре.

Сам того не зная, этот человек поступил как ты, и окончательно стер твое имя в моей памяти.

И стало еще хуже.