Обида, разочарование, нерешительность заполняли все вокруг. Он не был человеком, сегодня он
уже не человек, он большой комок боли. Массивное
мягкое кресло стала ему домом, оно крепко держала еще живую плоть. За окнами
ничего не менялось: снег, движение машин, смех, крики, запахи, все жило, все
имело смысл. Большие серые глаза давно
потухли, в них не было жизни, они стали коробкой, в которую время от времени
все еще скидывают ненужные вещи. Мысли карабкались наружу, им опротивело быть в
этой оболочке, они хотели жить, цепляясь,
царапаясь, крича, так они боролись за свое существование. Обозленность и
ненависть стали спутниками жалкого существования. В этом да боли глупом мире, в
мире, который он создал сам оставались лишь звуки, звуки музыки, она так и не утратила
смысл, как бы он не старался закрыться, она дышала. Каждая мелодия, каждое
слово причиняло немыслимую боль, оно возвращало в прошлое, оно рисовало
замысловатые силуэты, в такие минуты он зарывался поглубже в кресле, пряча
голову в воротнике рубашки. Время от времени звонил телефон, наверное, только
это еще держало его тут, он хотел встать, снять трубку и услышать знакомый
шепот, поток неуверенных твердых слов, смех, но телефон все звонил, а он все
сидел. День, месяц, год, время летело, ни с кем не считаясь, все оставалось по-прежнему.
Его погубила его боль, разочарование и нерешительность.
А где- то далеко вместе с ним в кругу людей, шумных вечеров, смеха, песен,
книг, музыки, телефонных бесед жила она,
каждую ночь, снимая трубку. Бессмысленный набор цифр стал ее миром, лишь в те
минуты, когда она слышала гудки, она жила, ведь пока идут гудки с ним все в
порядке.