вписки, выписки, наливай и сваливай, еще одна твоя не она, валиум, завали, прозак, зрачки тихие такие, зачем, Господи, зачем ты меня еще помнишь. а я стала ничем, красивым таким ничем, белокурым. обо мне больше в больничном листе, и если ты знаешь мои стихи, ты ничего обо мне не знаешь. не Блок, а блок сигарет расскажет, как вываливается грусть из сердечной мыщцы, как тело слетает нормально так после первой затяжки, стонет где нужно, бросается на кухню босиком за тобой, втискивает пощечины в ленолиум, вывихнутые выходные, недоеденную скучную овсянку, всё своё обветренное нутро, неспетое аутро, etc. понимаешь, самое больное - это когда уже ничего не болит, а ты еще ребенок. в память врезалась не машина, прооралась и все зашила, как узко и деревянно смеялись на потертых партах, нервы, орви. отпечатавшаяся в снегу шея двора, свернутые лопатки у глухой стены, у слепой весны, обещай ударить вместо поговорить, и утром… это… уезжай, пожалуйста. хэй, небо, я бы тоже кинула в тебя снегом, но у моей жизни болит живот. весна складывает вдвое на теплой постели, память вышивает крестиком на цепочке, улицы в марте как после лоботомии - с капельницей дождя, серыми венами, вспоротыми такси. исколотый зонтами воздух и тротуар, тротуар длиннее ресниц твоих, длиннее траура по башням-близнецам. им смешно, милая улица, они гладят тебя каблуками по голове и ступают, тупые, прямо в затвердевшие лужи. на самом деле, я бы тоже на твоем месте приложила бы их льдом с крыши, но вместо этого прошу - найди мне место внутри, м? так обидно за каждую выщербленную поцелуями щеку, за долги и ложь, за любое незнание, что сказать, за непротянутую руку, даже банальное невнимание как пневмония. каждый новый человек у меня - моя будущая сдохшая сказка, будущая ночь с тихими зрачками, вписками, выписками, наливай и сваливай, каждый новый человек - еще один мой не ты. это то, что я всегда не отвечаю на вопрос "как дела?"