Она смеялась будто ополоумевшая, будто больше никогда нельзя будет рассмеяться и улыбнуться. Это казалось мне истерикой, о которой так часто говорят в кулуарах. Ее трясло, а мышцы лица непроизвольно сокращались. Буквально пару минут и из глаз хлынут слезы, а я стоял, словно меня ошпарили кипятком, а потом лишили возможности двигаться. Как завороженный я наблюдал за этой дурью, стараясь не рассмеяться, сдержаться и оставаться оловянным солдатиком. Мне было страшно, я был безоружен.