все проходит, все теряется, все забывается, кроме вот этой вот неожиданной радости, например, когда ты пришел в столовую, а очереди и нет, а это еще как раз после того как очень долго была зима, и два месяца стояла ночь, а потом ты пришел в столовую, очереди нет, а сквозь окно внутрь ворвался солнечный свет и остановился так, что в нем можно рассмотреть каждую пылинку — кстати, кино сейчас, может, и не такое снимают как раньше, но вот застывшую в солнечном свете как мушка в янтаре пыль теперь снимать научились, техника позволяет — и вот штука в том, что через двадцать лет и друзей забудешь, и дорогу к столовой, а эту пыль, сука, будешь помнить, хотя, казалось бы, что тебе не до нее