Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
рассыпанны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.

Двум мальчуганам, сверстникам ее
Отцы купили по велосипеду,
И мальчики теперь, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про нее,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит ее, и вон из сердца рвется,
И девочка ликует и смеется,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Еще не знает это существо,
И для нее все так безмерно ново,
Так живо все, что для иных мертво!

И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка.
Мне верить хочется,
что сердце - не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг.
Мне верить хочется,
Что чистый этот пламень,
Который в глубине ее горит,
Всю боль свою один переболит,
И перетопит самый тяжкий камень.
И пусть черты ее нехороши,
И нечем ей прельстить воображенье,
Младенческая грация души
Уже скользит в любом ее движеньи.
А если так, то что есть красота,
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?