ее любимое платье с атласною полосой.

который день у него ломается чайник.
" и в этом, -думает он, - причина ее неприхода домой. "
и это, наверно, последний или хотя бы крайний
случай, когда заправляя плед в непослушный пододеяльник,
он не сможет пожаловаться ей, мол, смотри, какой жуткий крой.

который вечер у него отключается свет.
" и это-думает он, - объясняет то, что она, увы, не придет".
ведь как она сядет в кресло и прочитает хотя бы буклет,
а у нее недочитан Есенин. нет, это как с разбитым коленом--
лучше ждать, пока заживет.

которую мрачную ночь у него батареи мертвеют.
" и в этом, -думает он.-причина ее невизитов".
ведь чтобы прийти в такой холод надо быть выносливым зверем.
а она, он знает, мерзнет и возле костров, ламп, софитов.
из него никакой инквизитор.
только для самого себя.

и скрипя то ли некрепкою дверью, то ли своим сердечным клапаном,
он нашел и скупил все, наверно, в магазине прочные чайники.
и ни разу не запнувшись на "надо ли?", даже не гонясь за наградою,
просто ждет. и от этого рад.

а потом пасмурным утром, дошивая плащ для дождя,
восклицает не глядя, как будто она
сидит просто в соседней комнате,
и рисует тонкою кистью небрежно
золотую шершавую рожь.
" дорогая, родная моя,
нам теперь будет, будет чем укрывать дождь! "

но однажды октябрьским вечером у него ломается вера.
после стольких лет ломается стойкий внутренний часовой.
просто он открывает шкаф с дрожью и совсем, ну совсем несмело,
а ее любимое платье с кружевным воротником и с атласною полосой
так нещадно съедает моль.

и всё внутри его тоже так нещадно съедает моль:
нет, она не придет домой.