она: когда мне будет восемьдесят пять,
когда начну я тапочки терять,
в бульоне размягчать кусочки хлеба,
вязать излишне длинные шарфы,
ходить, держась за стены и шкафы,
и долго-долго вглядываться в небо
когда все женское, что мне сейчас дано,
истратится, и станет все равно —
уснуть, проснуться или не проснуться,
из виданного на своем веку
я бережно твой образ извлеку,
и чуть заметно губы улыбнутся…
он: когда мне будет восемьдесят пять,
по дому буду твои тапочки искать.
ворчать на то, что трудно мне сгибаться,
носить какие-то нелепые шарфы
из тех, что для меня связала ты.
а утром просыпаясь до рассвета,
прислушаюсь к дыханью твоему
вдруг улыбнусь и тихо обниму.
когда мне будет восемьдесят пять,
с тебя пылинки буду я сдувать,
твои седые букли поправлять
и взявшись за руки по скверику гулять.
и нам не страшно будет умирать,
когда нам будет восемьдесят пять