"Что я тебе скажу? — продолжал он думать, бормотать,
содрогаться. — Что ты мне скажешь? Наперекор всему я любил тебя и буду любить — на коленях, со сведенными назад плечами, пятки показывая коту и напрягая гусиную шею, — все равно, даже тогда. И после, — может быть, больше всего именно после— буду тебя любить, — и когда-нибудь состоится между нами истинное, исчерпывающее объяснение, — и тогда уж как-нибудь мы сложимся с тобой, приставим себя друг к дружке, решим
головоломку: провести из такой-то точки в такую-то… чтобы ни разу… или — не отнимая карандаша… или еще как-нибудь… соединим, проведем, и получится из меня и тебя тот единственный наш узор, по которому я тоскую.”