В этот вторник Ло обедала у себя в комнате. Повздорив опять с матерью, она с час прорыдала и теперь, как бывало и раньше, не хотела явиться передо мной с заплаканными глазами: при особенно нежном цвете лица, черты у неё после бурных слёз расплывались, припухали — и становились болезненно соблазнительными. Её ошибочное представление о моих эстетических предпочтениях чрезвычайно огорчало меня, ибо я просто обожаю этот оттенок Боттичеллиевой розовости, эту яркую кайму вдоль воспалённых губ, эти мокрые, свалявшиеся ресницы, а кроме того, её застенчивая причуда меня, конечно, лишала многих возможностей под фальшивым видом утешения…

Владимир Набоков, "Лолита".