Вот идёшь по улице, и каждый шаг звучит, как морской прибой, потому что в кедах - то ли болото, то ли океан, но, наверное, всё же второе, потому что болото не поёт волнами. И рубашка уже совсем окрасилась в цвет морских глубин, хотя раньше была цвета чистого неба. Нос превратился в сосульку, которая тает, а по щекам - ручьи, ручьи, ручьи, и дождь не устанет их рисовать, словно ему только и надо, чтобы я плакала. И ведь действительно можно было бы поплакать, никто не заметит, и день подходящий, и в наушниках Mt. Helium воет, и пальцам холодно, волосы - проводами, а нет. Мне хохотать охота, и я иду, улыбаюсь, а на меня глядят, как на сумасшедшую, и шарахаются. И от этого ещё больше смеяться хочется, и чуть ли не прыгать от радости, только вот из-за того, что меня признали чокнутой, и потому, что кеды впитали все городские лужи. Но приходится молчать, брать чек у кондуктора и рисовать на трамвайных окнах письма мокрым деревьям. Зато потом, как шагнёшь в квартиру, глянешь в зеркало - не удержишься. Тут уж точно хохотать: такая смешная мокрая курица, с хохолком непослушной чёлки и синими крыльями рукавов.