я облажалась. я не хочу выходить из комнаты. а самое жуткое во всем этом закрытом перфомансе это то, что я не могу выразить своих эмоций, я не умею биться в приступах пароксизмов и афектативно размахивать руками, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце. я никогда не была, никогда не могла быть и никогда не смогу стать падающей в обморок молодой дамой, чьи нежные кроткие руки нервно теребят бахрому розового платья. я как зеленая трава на утреннем поле. придавишь ее ногой - и она станет неприятной, грязной, помятой; уберешь - и она начнет принимать прежнюю форму, только следы от грубого армейского ботинка останутся до следующего сезона. я в принципе, хоть принципы принципиально не переношу, человек сносный. по крайне мере, последние несколько месяцев. не доброжелательный, но не злонамеренный. возможно, кажусь кому-то самонадеянной, но в действительноcи я даже не ассертивна.

тулуз-лотрек грозился провозгласить эпоху безобразия, а я с жадностью вчитывалась в его картины. проститутки, разбойники, монмартские кабаре, - вот она, настоящая жизнь! умереть от сифилиса и алкоголизма, не дожив до четвертого десятка, на руках любимого человека, - вот это настоящая изысканность! пошлая, отвратительная, неподдельная! настоящая романтика униженных и оскорбленных. с ним толстопузый золя, на смену эпохи гюго, поднимает стяг свободного мира. так революционно, так по-настоящему живо! я проникаюсь к женщинам и юношам, продающим свои изможденные тела в темных вонючих кварталах, я влюбилась в шайку французских террористов, я поняла бунтующего подростка-максималиста, я верю в холдена колфилда и в i hate mondays girl, потому что они настоящие, такие же физические как я, в них та же плоть и кровь, та же тупая животная дикость. я понимаю чинаски и его страх перед процессом дефикации. я салютую куртизанкам и пидарасу берроуза. я встречаю наполеона по его максимам узника святой елены, я провожаю уальда по его тюремной исповеди.

жить в грязи и сраме да лететь в яму позора вниз головой. радоваться своему бесчестью да смеяться над праведниками. вот о чем я тайно мечтаю. вот о чем провожу бессонные ночи. тем не менее, меня очень легко смутить. ведь я жила в мире переделанных, я бы сказала – извращенных, книжных реалий гораздо дольше, чем в мире настоящих спитых бомжей и политических споров, где аргументами служат донесения о том каким образом полемелизирующий совокуплялся с моей матерью и как долго кто-то из моих родственников занимался обоюдной фелляцией с гигантским представителем негроидной расы.

это ханжество, это самый отвратительный пиетизм. это стыдно – стыдиться настоящей жизни. белые розы, простыни из сучжоуского шелка и карманное издание книжек эрика сагала – это неинтересный суррогат, это скучное и лицемерное бюргерство; убивающий себя самурайским мечом мисима – вот это захватывающе! застрелившийся за день до спасения от нацистов стефан цвейг – вот это нелепая суровость жизни! предприимчивая мия гийома аполлинера, продающая свою девственность чемпиону в стрельбе по голубям в тридцать пятый раз – вот это настоящая жизнь! и это стыдно – стыдиться настоящей жизни