мальчики здесь не воюют. всё биржи, индексы.
чтут от Бриони, да от Матфея и от Луки.
вопреки ожиданиям, слабые девочки носят гриндерсы.

сильные – клатчи, топы и каблуки.
мама, такое палево. Ты б этих дамочек только видела.
возраст в пятой десятке, разум в первой пятерке, тело – скомканное желе.
чтут своим долгом миру явить мелкопробное хоум-видео.

и, конечно, прийти меня почитать, послушать и пожалеть.
девочки держатся вместе, не заразиться дабы:
«хоть бы чаша тёточья миновала нас, аллилуйя».
но однажды все девочки в зеркале видят бабу.

незнакомую бабу. завистливую и злую.
а пока что, в предбаннике жизни, мы целы вроде.
питаемся текстами, пиццею с орегано.
на крутом повороте у нас из колонок не Паваротти,

скорей, Ноггано.
всё мечтаем, что старость вскочит и скажет: «браво».
и уйдет, испугавшись диплома по журналистике.
мы с особым рвением вордовских файлов мараем листики,

думая, что имеем на это право
нам не надо вставать и отчаянно долго топать
в поисках чтива для хереса или чая.
все смыслы давно уместились в нутро лэптопов.

и это действительно здорово облегчает.
где бы ни были девочки, в клубе ли, на Афоне,
растворялись в любви, в тоске ли, в карьерном росте,
девочки слышат, как старость ворчит на фоне,

нетерпеливо в зеркало тычет тростью.
тела наши станут грубее и абразивнее,
подставляя блаженно под свежие сплетни умы.
не холодные, девочка, мы с тобой. и совсем не зимние.
совершенно летние мы.