обживать свою голову раз за разом, после каждого, вскользь брошенного, неуверенного словца. обретаться среди кукол-марионеток без голоса и лица, и сдерживать мимику, крик и просьбы - и так от начала и до конца. заново постигать пространство, как после болевого шока или бэдтрипа, осматриваться вокруг, пытаясь понять - как ты в такое влипла. и кто эти люди, и почему смещены временные оси и вся палитра. и километры измерят в треках, сигаретах и литрах. и вся измерительная система твоих душевных терзаний - основывается на количестве потерянных, на тех кто уже не с нами. и честность любого "люблю" - окупается только истериками и слезами. мы же слезали с этого торчева. мы же слезали. каждый день, как последний - и в этом прелесть всего происходящего пиздеца, успеть бы набрать полный рот яда, перед тем как отправиться к праотцам. и там его выплюнуть в лицо первому встречному ангелу/богу/черту, или сглотнуть, увидев как Шива танцует свою чечетку. на второй глоток, который почти смертелен - мир обретает четкость. смерть круто наводит резкость. смерть - не такая уж мерзость, как нам рассказывали. мы - кровоточащие, загнивающие метастазы, мы рвотная масса, розовая глазурь, запах гари, дырки от пуль. бешенный автогонщик, на предельной скорости выворачивающий руль. я твое всегдашнее "сгинь", ты мое железное "сплюнь". и каждый раз обживать то, что никак не увидеть глазами. но мы же слезали с этого дорогого наркотика. мы клялись. мы же слезали.