не знаю, как это вышло. говорят, такое бывает не часто, да еще и в моем возрасте. но я умерла. я так подумала. подумала, что сделала это. мне было 14 и я умерла. я ни с кем не разговаривала, иначе бы никто не поверил. моя смерть не была чем-то из ряда вон выходящим, она была незаметной и легкой. я никому о ней не рассказывала, не хотела пугать, поэтому молчала, чтобы не проронить лишнего слова. что должно произойти в 14, чтобы ты умер? вы не знаете? это когда ты стоишь обоженная на песке, совсем одна, лицо твое в поту из-за жуткой жары, исходящей от нашего старого дома, и твоя любимая юбка похожа на половую тряпку, а еще вокруг парад моих любимых цветов: все оттенки желтого и оранжевого пляшут перед моими глазами без капли стыда. не даром, мамин любимый ван гон считал желтый цветом смерти. вы не видели его картин? ах, как жаль. настоящий рай желтизны. как-нибудь уделите время его творчеству, ведь не даром он резал себе уши. из уважения можно взглянуть. какой вопрос я тогда себе задавала? наверное, как дышать? как вдохнуть это ужасный дымный воздух, когда в легких и так полно дыма?
в тот день мои клетки уже начали потихоньку отмирать. я стояла у дороги, моя одежда все еще немного горела, но до тела так и не добралась. стояла одна, совсем одна. я не хочу вызывать к себе жалость, просто даже не могу привести пример кого-то такого же одинокого, как я была девятнадцатого июля тысяча девятсот девяносто девятого утром.
мы жили где-то совсем далеко, это меня раздражало, а тогда я вообще ненавидела все гребанные километры до ближайшей телефонной станции, да ненавидела всё, абсолютно всё, что я видела в этот чертов день, абсолютно, до маленького камушка на внедорожье.
не помню, куда меня дели потом, не помню, кто опекался моей судьбой, не помню лица дальних родстевнников, что временно приручали меня, единственное, что я помню слова моего брата с непонятной улыбкой на лице: "я выиграл у тебя в шахматы, а теперь ты выигрываешь у меня в жизнь." он лежал на полу, корчился от боли, а мне маленькой шестилетней не объясняли никогда, что делать в таких случаях. я любила брата, родителей тоже. сейчас, если бы я не умерла, эта любовь была бы в тысячу раз сильнее.
я не могла плакать. я часто рыдала в детстве, и в момент, когда это было всеми позволено, я широко хлопала глазами и молча раскачивалась с носочка на пяточку. алекс всегда так делал, пока ждал меня, чтобы вместе сесть за стол. не знаю, зачем он это делал. а еще не знаю, зачем он умер. только по-настоящему, в отличии от меня он не дышал и не моргал, не испытывал присущие мне человеческие инстинкты. я же выбрала смерть, немую смерть во всем этом социуме, что до жути достал меня своими моралями. мой брат хотел мне жизни, а я выбрала смерть. как иронично. к моменту нашей разлуки он уже свыкся, что я никогда не слушала его. алекс всегда выигрывал. поражения оставили его, когда он начал черпать из них победу. он выигрывал даже, когда хотел проиграть. может, его игра была со смертью. я часто так думаю, ибо мысль, что удача покинула моего брата просто парадоксальна.
не знаю, где нахожусь. мне это безралично. я впиваюсь глазами в потолок, глазами с отчетливым блеском, словно во мне неизмеримое количество силы воли. я резко отворачиваюсь, встаю и иду к окну. все, что мучает меня в последнее время можно вложить в одну фразу: "стоит ли жить, если все, чем ты жил, кануло в воду?"