с ним ужасно легко хохочется,

говорится, пьется, дразнится;

в нем мужчина не обретен еще;

она смотрит ему в ресницы –

почти тигрица,

обнимающая детеныша.

он красивый, смешной, глаза у него фисташковые;

замолкает всегда внезапно, всегда лирически;

его хочется так, что даже слегка подташнивает;

в пальцах колкое электричество.

он немножко нездешний; взор у него сапфировый,

как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его;

его тянет снимать на пленку, фотографировать –

ну, бессмертить, увековечивать.

он ничейный и всехний – эти зубами лязгают,

те на шее висят, не сдерживая рыдания.

она жжет в себе эту детскую, эту блядскую

жажду полного обладания,

и ревнует – безосновательно, но отчаянно.

даже больше, осознавая свое бесправие.

они вместе идут; окраина; одичание;

тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует,

наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»;

она младше его и тоже почти красивая.

только безнадежная.

она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая;

солнце мажет сгущенкой бликов два их овала.

она всхлипывает – прости, что-то перенервничала.

перестиховала.

я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь,

как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба;

у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш,

я уж думала – все, не выношу, несудьба.

зачинаю – а через месяц проснусь и вою –

изнутри хлещет будто черный горячий йод да смола.

а вот тут, гляди, – родилось живое.

щурится. улыбается. узнает.

он кивает; ему и грустно, и изнуряюще;

трется носом в ее плечо, обнимает, ластится.

он не любит ее, наверное, с января еще –

но томим виноватой нежностью старшеклассника.

она скоро исчезнет; оба сошлись

на данности тупика; «я тебе случайная и чужая».

он проводит ее, поможет ей чемодан нести;

она стиснет его в объятиях, уезжая.

и какая-то проводница или уборщица,

посмотрев, как она застыла женою Лота –

остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится –

и до вечера будет маяться отчего-то.