От жизни меня отдалила полусмерть.
В комнате был смех. В коме был снег.
Я жалел о том, о чём не успел.
Плакал по весне под кардио-звук.
Собирал крик из букв, твой испуг:
ты верила в беса, в бога, потом сразу в двух.
Там, в коме, я перемешивал карты.
Воротил карманы, искал правды.
Ты говорила мне, будто живому «Привет, как ты?»
И я вновь плакал по изнанкам сухо.
Бил чёрную посуду, искал рассудок,
и не находя, обзывал эту жизнь сукой.
Ты, ты, только ты была там, где нет ничего.
Вечер иной там, и твои плечи, вино
кончались тогда, когда всё началось.
Я опаздывал на поезда, менял билеты,
та вечность длилась лет этак двести.
Моей протянутой рукою тебе был катетер.
Когда так я промучился собою, отключили свет,
и смех, и снег, и сверх всего – смерть.
Я понял, что был во сне.
Ты разрыдалась росой на цветах.
Сказала, что солью с утра ты бессонно сыта.
Я рассыпался на сотни цитат.
Я шептал себе слово жизнь.
Было так хорошо, что
я шептал себе слово жизнь
Я любил её так, что
я шептал себе слово жизнь.
Я шептал себе…
Я шептал себе слово жизнь,
ненавидел фашизм, теорию лжи.
Носил одну пару джинс,
любил тебя и пил сухой джин.
За время моей комы я одичал,
но обогнал время, ведь его перевели на один час.
Моя новая явь – это чей-то украденный шанс.
Я был на седьмом небе, на ребре монеты,
не брился месяц.
Ты остановилась на Боге и продолжала свой молебен.
Но так не могло продолжаться всечасно.
Свойства счастья стали как частность.
Я хотел побыть один всё чаще, очень часто.
Прикрываясь молчаньем и софизмами,
я терял любовь, и себя, превращался в призрака.
Даже все телефонные номера вызвонил.
Немыслимо как невыносимо
и невыносимо немыслимо я искал силы
не хотеть туда, где время исказилось.
Ты забеременела и мерила бремя,
я передвигал мебель. Кома, забери меня
немедленно. Видишь, я чем-то болею.
Ты поверила в беса, дом стал как бестия,
Мне лучше вновь двести лет в коме без тебя.
Так полужизнь меня отдалила от смерти.
Я шептал себе слово смерть.
Было так плохо, что
я шептал себе слово смерть.
Я ненавидел её так, что
я шептал себе слово смерть.
Я шептал себе…