Пока Наташа собирала вещи, я лежала на диване, слушала, «Born To Touch Your Feelings» Scorpions и курила. Солнце уже намеревалось закончить своё привычное дежурство над покровом земли. После обеда я выпила немного крепленого вина с Колой и слегка захмелела, от чего мысли мои начали приобретать метафизические очертания. Кем я была на то время? Брошенным ребенком из несостоявшегося Civitas Solis, забытым родителями, брошенным на попечение самой себе. Я думала о том, что может случится в случае полного провала, если меня (уже восемнадцатилетнюю, готовую отвечать за все свои поступки по строгости закона) посадят лет на десять за умышленное. Или же за соучастие, это ничем не лучше. А если вдруг все обернется совсем печально, и я слечу лицом вниз с пятого этажа, например? Что я оставлю после себя? Я, уже переросшая Франца Кафку, но еще не до конца понимающую Фридриха Ницше, быть может, потому что Заратустра говорил не так, как принято выражаться в нашей компании. Я была последней гранью, последним пределом перед сумасшествием, а, может, уже и переступила эту черту, прочтя чужое воспоминание, словно открытую книгу. Вот оно что, в чем было дело, с каждым днем становилось все хуже и хуже. Какой смысл жить, будучи репродуктором чужих чувств и мыслей? Беда заключалась в том, что мое желание умереть каждый раз разбивалось в щепки о стену инстинкта самосохранения, я не могла решиться ни на что. Возможно, мое вчерашнее решение было обусловлено чудовищным желанием изменить хотя бы что-то. Меня поглощали каждодневность, быт, однообразие, они жрали меня, раздирали на куски, меня, девочку, которая мечтала стать режиссером, а поступила на право, только потому, что заботливые родители отказались выпускать меня из-под псевдокрылышка. Проблема заключалась еще в том, что до своих восемнадцати лет я попробовали слишком многое: алкоголь, сигареты, наркотики, парни, тусовки, клубы, модные нынче pre-party и after-party, перечитала всю домашнюю библиотеку и немного российских современников Дальше - меньше. Я не знала, к чему стремиться. Как только я научилась думать, мне стало скучно играть в веками устоявшиеся игры. Добиваться успеха в сфере права, которое и гроша-то ломаного не стоит (над режиссурой пока думала) — скучно. Ходить в модных шмотках по модным местам — скучно. Заводить дюжины дюжин знакомых — и того больше. Продолжать искать людей, которые будут относиться ко мне, как к пустому месту, и, как следствие, влюбляться в них — лишено здравого смысла. Все, что на самом деле было толкового — будь то мои попытки достичь успехов в учебе или завести отношения с людьми — всегда заканчивались одинаково: я брала тетрадь и возвращалась к творчеству. Я – была частью общества и его противоположность, я не боялась смерти, я боялась превратиться в живую антенну и, вследствие, потерять себя, возможность общения с людьми. Я не была лицемеркой, меня вынуждала ситуация.
Однажды один из моих знакомых сказал мне, мол, живи так, как тебе захочется, прожигай эту шлюху-жизнь. Пей вино и кури траву, пока есть деньги, влюбляйся и целуйся, пока есть с кем, собирай народ и устраивай вечеринки, пока есть здоровье. Потому что однажды ты проснешься в своей квартире, тридцатилетняя, уставшая, без копейки денег, без единого человека, которому можно рассказать, что накопилось у тебя в душе. И в том момент ты сможешь сказать: «Да, моя юность была потрясающей, яркой, а не пустой тошнотворной и бесцельной, полной стремления к максимально бесполезным вещам».
Но я устала от этого всего, устала от шумных клубов, тусовок, крепленое вино я вливала в себя по привычке, не более того, струшивала пепел в пепельницу возле кровати тоже на автомате, все казалось пустым, беспочвенным, устоявшимся. Все было испробовано ранее. Своих сверстников я давно переросла, а люди, с которыми было о чем поговорить, давно углубились в быт, обзавелись семьями, либо разъехались кто куда. Общение с такими, как Наташа, для меня было своеобразным бартером, еще раз, на секундочку, симбиозом, я этого никогда не отрицала. Она честно говорила мне, что мечтает стать такой взрослой и умной, как я. Соль в том, что нельзя заснуть ребенком, а проснуться взрослым. Взрослые – это не когда нелюбознательные, не когда родили ребенка, не когда нашли работу и стали ответственными. Взрослые – это когда даже в самой критической ситуации приходит понимание того, что пережить можно абсолютно все, кроме, конечно, смерти. На тот момент я знала, что переживу все, все что угодно. Потому что я это "все, что угодно" уже переживала однажды. Это ощущение, словно второй раз проходишь какую-то компьютерную игру и подходишь к особенно большой пропасти. Только на этот раз ты уверенна, что перепрыгнешь, потому что когда-то уже делала это. Каждый новый человек моей жизни был пропастью. Такой восхитительной пропастью, которая манила своим блеском и словно просила, мол, подходи поближе, не бойся.
И я подходила
И каждый раза падала с такой скоростью, что едва видела дневной свет.