Ничего не вспоминалось.
Только где-то глубоко в памяти остались болезненные, яркие отпечатки чужих ласковых рук. В груди похолодело. Душа принялась сильнее закутываться в апатию, как в одеяло, в попытке удержаться на тонкой грани покоя.
Ничего не вспоминалось.
Только где-то глубоко в памяти остались болезненные, яркие отпечатки чужих ласковых рук. В груди похолодело. Душа принялась сильнее закутываться в апатию, как в одеяло, в попытке удержаться на тонкой грани покоя.