"Я тебе писал в вагоне: в Чудове или под Чудовым я бросил его в реку. Потом это ужасное состояние стало до такой степени острым, что я на какой-то станции пошёл за алкоголем ради отупения; но даже эта значительная доза не изменила ничего и вообще не подействовала, я продалжал стоять у окна и присел только утром у самой Москвы.

А Москва?

Она меня ничуть не тронула, ничего не разгладила, напротив, отшатнула от себя тем, что здесь удаление от Петербурга стало апогеем (и то, что я сказал-пошлая неправда) и особенно ненавистны и чужды были мне все эти места своим незнанием о тебе, безотносительностью к тебе(и вот только это-правда) ".

Пастернак-Фрейденберг