Мы стоим за домом, почти в поле, я - в пижаме, он - непривычно серьёзный и как-будто выше, чем всегда (как можно было вырасти на 20 сантиметров за пару дней?). В трёх шагах по левую руку - трасса, однако я утонула бы в траве по пояс, если бы не колея от машин. Хотя я итак почти тону, потому что стою на самой границе и с какой-то одурелой прилежностью стараюсь протоптать в зелёном море круг. Как будто это меня спасёт.
— Я не знаю, зачем я приехал и что я хочу тебе сказать. Что я тебя люблю? Чёрт возьми, я и манную кашу люблю. Но без неё я жить могу, а без тебя - нет.
Муравей в траве тащит куда-то огромный кусок чего-то, и не могу понять, на кого из нас двоих этот муравей в данный момент похож.
Женька говорит долго, чувственно и (конечно) задевает, он всегда это умел. Слова заплетаются и застревают в волосах, стекаются в один ручей и режут пальцы. У меня кружится голова. Хочется сорваться с места и бежать. Но я не бегу. Сердце, правда, несётся отсюда за нас обоих, но этого я уже ничем не выдам.
— Мне нужен человек, ради кого я буду жить. Который сделает мне ещё людей, ради которых я буду жить, понимаешь?
Молчу. Очень надеюсь, что он не заметит кольцо, висящее на цепочке. Пахнет травой и свежей краской. Кружится голова. На какой-то момент я теряю фокус и делаю шаг назад. Он смотрит вопросительно. Я молчу.
— Знаешь, просто пошли меня. Прямым текстом, грубо и открыто. Я по-другому не понимаю. Не хочу понимать.
Я по привычке улыбаюсь и шутливо отправляю его к черту. Мы синхронно смеёмся, но осекаемся, и смех, раскатившийся по полю, обрывается, не успев задеть положенные ему травинки.
— Просто. Пошли. Меня. Ничего сложного. Ты можешь посмотреть мне в глаза хотя бы, чёрт возьми?
Встречаюсь с ним взглядом, только всё равно меня не хватает надолго. Я чувствую, как он крадёт меня у меня же. К лицу приливает краска, я слышу стук собственных висков и где-то изнутри (это я говорю?) шепот, больше похожий за шипение затравленного зверька. Шипение, предназначенное незнакомому, злому, враждебному существу.
— Уезжай. Пожалуйста. Уходи.
И он уходит.
Мы доходим вместе (стену, кроме нас, никто не видит) до крыльца. Во дворе его и мои друзья обсуждают автомобили друг друга. Чужой интерес обкладывает мешками с холодной водой.
Подчеркнуто непринужденно (никто не увидит, как меня трясет) поднимаюсь и отпускаю, как почтового белого голубя, через плечо:
— До свиданья, мальчики!
Слышу Женькино веселое (как будто никто и так ничего не понял):
— Пока!
Стихающие голоса. Хлопает дверь. Мотор зевает и откатывается, как морской отлив. Тишина.
Тишина.
Ти
ши
на.