он курит у вечерних «пирогов».
«ты, — говорит, — трактуешь жизнь превратно.
активы превышает многократно
объем твоих кармических долгов.
мужчины столькие давно уже могли б
навеки прекратить твои мытарства!
они готовы за тебя полцарства!..
а ты влюбляешься в аквариумных рыб.
твоя карьера – царское дитя,
с моста в корзине брошенное в лету.
пойдет ко дну! – он тушит сигарету. –
я говорю тебе об этом не шутя!
твои друзья – они умеют жить.
умы большие, и притом не снобы.
ты просишь их любить тебя до гроба,
забыв, что это нужно заслужить.
твой альма-матер? там хоть кто-то есть,
кто даст по лбу, коль вздумаешь кривляться.
ты там снисходишь только появляться
и веришь, что оказываешь честь!
ты пишешь песни, детка, и стихи.
ты нижешь бусами сверкающее слово.
и что же? – он закуривает снова. –
иди! штурмуй обрюзгшие верхи,
проси тираж и крупный гонорар!
что ж я тебя жалею, как придурок!..»
господь уходит, и его окурок
беззвучно падает на мокрый тротуар.