дым табачный воздух выел.
комната —
глава в крученыховском аде.
вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступлённый, гладил.
сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
день ещё —
выгонишь,
может быть, изругав.
вмутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
выбегу,
тело в улицу брошу я.
дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссеча́сь.
не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
всё равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
если быка трудом уморят —
он уйдёт,
разляжется в холодных водах.
кроме любви твоей
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
и в пролёт не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и су́етных дней взметённый карнавал
растреплет страницы моих книжек…
слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

(с) В. Маяковский