ты садишься в метро и плачешь: «да что ж такое?
почему она не оставит меня в покое?
неужели её не тошнит от дешёвых драм?»
а она, как и прежде, на слёзы плевать хотела.
достаёт свой любимый скальпель, втыкает в тело,
деловито вскрывая недавно заживший шрам.

под одеждой – отметины, ссадины, россыпь скважин,
из тебя вытекает не кровь и не лимфа даже,
а глухая тоска и жалость не к ней, к себе,
кислотой выжигая узоры, пятная кожу.
надоело? знаешь, и ей надоело тоже –
эта вечная бледность и трещина на губе,

неживые игрушки, засохшие насмерть краски,
по утрам – усталость, как будто ложилась в каске,
отраженье всмятку. полдень седьмого дня.
у тебя же – помнишь? – звенело, дрожало, пело,
барабаня в венах, где нынче – остывший пепел,
так какого чёрта ты прячешься от огня?

подожди, вот она отвернётся, пожмёт плечами,
аккуратно поставит кружку с зелёным чаем
и уедет ночным в Петропавловск, а, может, в Тверь.
ты, конечно, продержишься сутки-другие-месяц,
притворяясь, что камень внутри ничего не весит…

извини, я не знаю, куда ей звонить теперь.