Близко к сердцу

Эта работа совсем не похожа на предыдущие. Это даркфик, это ООС, это ангст, драма. Это.. крик, выброс адреналина, отголоски моей изголодавшейся по вдохновению души.
Не советую читать тем, кто за флаффные, милые, добрые отношения между ребятами.
Здесь такого нет. Здесь темно.
Оставляйте комментарии, пожалуйста.
___________________________________________

Пытается выдохнуть, но даже это кажется сложным, что уж там говорить о крике о помощи. Молчит, лишь сдавленно стонет и терпит, потому что полицейское расследование ему ни к чему, а без этого не обойтись, если закричать. Лишь пытается руками защитить живот, но сильные удары ботинками все равно доходят до оголенной кожи и оставляют яркие следы. Кровь уже не кажется такой алой, а жизнь – такой нужной. Хочется заснуть, забыться, умереть – что угодно, лишь бы не видеть этого родного лица, искаженного яростью, ненавистью, животным гневом. Найл не знает, на что этот парень зол, но он не может даже приподняться, а о том, чтобы остановить кудрявого или дать ему сдачи, речи даже не идет. И он лежит, стараясь подогнуть под себя ноги, защитить хоть небольшой участок тела, но Гарри это не волнует. Он не бьет по лицу и шее, но это скорее не выражение жалости или, не дай Бог, симпатии, а просто инстинкт. Если у Найла останутся следы на лице, он не сможет скрыть их никаким образом. И ему в голову вовсе не приходит, что это Найл, его лучший друг, и завтра он будет жалеть об этом поступке сильнее, чем о чем-либо в своей жизни, но почему-то Гарри думает только о лице. Найл жмурится, морщится, ловит ртом воздух и пытается перекатиться на другой бок, потому что на этом боку уже не осталось живого места, и ему слишком, слишком больно.
- Прекрати, - молит он высоким от боли голосом, и можно отчетливо услышать отчаяние и безразличие в этой фразе. Он уже прошел через стадию непонимания, угроз в сторону Гарри, даже обычных просьб, но после того, как Стайлс со всего размаху ударил парню между ног, он замолчал. И ему, кажется, осталось всего два варианта: упросить Гарри остановиться или попросту умереть. Второй вариант видится Найлу более перспективным, но он все равно старается не терять последние капли надежды. Состояние парня сейчас очень близко к апатии, и этого Найл боится больше всего. Он очень сильно боится потерять эту тонкую нить, которая все еще заставляет его защищать живот, пытаться уворачиваться и призывать Гарри остановиться. А Стайлс с каждым звуком, издаваемым Найлом, бьет все сильнее. А когда Хоран совсем замолкает, Гарри снова бьет сильнее. И блондин не может понять, чего именно хочет Стайлс, но старается угодить ему, лишь бы тот больше не бил в солнечное сплетение со всей силы. Найл не представляет, как за один вечер его лучший друг превратился в такого монстра, как они дошли до этого, если учесть, что Найл ничего, совершенно ничего не говорил и не делал Гарри. Найл вообще был самым компромиссным и мудрым в группе, и конфликты с ним случались у парней реже всего. Правильнее даже будет сказать – практически никогда. Но кто знает, что случилось у Гарри. Кажется, он даже не был особо пьян. Найлу было откровенно лень думать о причинах этого поступка. Сейчас он ненавидел Стайлса сильнее всего на свете. Сейчас ему хотелось, всей душой хотелось, чтобы Гарри просто-напросто умер. Но почему-то умирал сейчас Найл, и это разжигало его ненависть еще сильнее.
- Ненавижу, - зло стонет блондин и со всем отвращением сплевывает Гарри на ботинок. Знает, что это может только усугубить ситуацию, но все равно делает. Потому что апатия слишком близко, и боль уже становится нестерпимой.
Но хуже не становится. Даже наоборот – Гарри останавливается и просто стоит, осматривая Найла и оценивая вред, который он ему причинил. Найл вскидывает голову и надеется, что Стайлс очнулся от своего этого состояния, и сейчас он попросит у Хорана прощения, а у Найла появится возможность свалить отсюда побыстрее. Но Найл не видит в глазах Стайлса ни сожаления, ни страха, ни непонимания. Только безразличие и даже легкое недовольство. Кудрявый замахивается и последний раз со всей сил бьет ботинком в солнечное сплетение, и от неожиданности Найл сгибается пополам, хватая воздух и хрипя. Гарри разворачивается и уходит, а блондин лишь произносит единственный вопрос, который его волнует:
- Почему? – получается очень хрипло и тихо, но Гарри слышит. Он останавливается и, немного пораздумав, поворачивает голову и бесчувственно произносит:
- Мне просто захотелось. Ты попался под руку. Не принимай это близко к сердцу, - и скрывается из поля зрения Найла.
И парень зол. Он зол настолько, что, кажется, даже через боль и безразличие ко всему смог бы разрушить целый город. Потому что, да, он принял это близко к сердцу. Еще как принял! А еще близко к животу, и к спине, и к рукам, и к ногам. Настолько близко, что синяки и ссадины, наверное, останутся на всю жизнь. И сейчас физическая боль намного сильнее боли душевной, но Найл все равно до сих пор не может понять, как его лучший друг мог так безжалостно побить его в какой-то кладовке в клубе. И вообще, если честно, не укладывается в голове, как Гарри вообще мог кого-то так побить, потому что он умный, он должен был понимать, он должен был думать. Но сильнее всего Хорана волнует не это. Он не может справиться с обидой и несправедливостью, со злостью, которая буквально разрывает его изнутри. Найл замечает, что никогда в жизни он не был так зол. Ну, все когда-нибудь бывает в первый раз.

***

Прошло три дня, и Найл не знает, как ему удалось сегодня встать с кровати, но это первый день, когда он сам дойдет до ванной. Все-таки помощь горничной – это, конечно, хорошо, но Хоран чувствует себя не очень по-мужски, когда не может дойти до туалета без чужой помощи. И блондин безумно рад, что он больше не чувствует ножей на своей коже, что он может нормально согнуть руку и перестать заклеивать пластырями и заматывать бинтами все свое тело. Теперь можно снять хотя бы десятую часть всех этих штук, и этому Найл радуется сильнее, чем чему-либо на свете. Он решает, что пора бы появиться в студии, дабы не вызвать подозрений. Да и альбом на месте стоять не будет, и Хоран не может подводить парней. Он кое-как приводит себя в порядок, одевает свитер со слишком длинными рукавами, чтобы скрыть даже побитые пальцы, и отправляется на запись, зная, что там будет Стайлс. Включать мобильный не хочется вовсе – за три дня там, наверняка, скопилось множество нужной и ненужной ерунды, и Найлу не хочется загружать голову этим. Он все еще чувствует непередаваемую злость, как, впрочем, и все эти тря дня. Это чувство не приходит, и Найл делает все со злостью – разговаривает, смотрит, дышит, живет. Злость кажется обязательной частью его жизни теперь, и Хоран даже привык к этому, и не видит в этом ничего сверхъестественного. Он входит в студию со злостью, здоровается со всеми со злостью, но лишь на словах – руку не протягивает, потому что мысли о прикосновении к кому-то вызывают отвращение. Все парни и работники смотрят на него с удивлением, но вопросов стараются не задавать, видя, в каком он настроении. Стайлс смотрит с испугом и жалостью, но Хорану противно от него. Противно видеть, что он снова стал этим паинькой, что теперь он понял, что натворил. Найл не видел в его глазах и капли чего-то человеческого, когда кудрявый избивал его в темноте, а сейчас Хорану самому хочется ударить этого подонка. Только вот даже поднять руку - задача не из легких. Поэтому Найл переваривает все в себе – злость, ненависть, боль. Он не собирается никому говорить о произошедшем – это бы вызвало массу проблем, и Хорану не хочется жаловаться, - но и прощать Стайлса не входит в его планы. Он просто старается обходить того стороной и не обращать внимания, как Стайлс с беспокойством осматривает его.
Найлу совершенно не хочется петь. Большинство песен в новом альбоме веселые и быстрые, и Хоран не чувствует этого настроения. Поэтому сегодня они решают записать общие партии, надеясь, что Найл скоро вернет свой оптимизм. Блондин соглашается и ухмыляется, понимая, что вряд ли он когда-нибудь снова станет тем парнем, которым был четыре дня назад. Но он не может подводить их всех, поэтому и в общих партиях он старается, он выжимает из себя последние силы. И это, конечно, отражается на его состоянии. И когда они записывают очередной припев, голос Найла срывается, и ему вдруг кажется, будто Гарри снова ударил его. Это ощущение оглушает, и парень хватается за живот, зажмурившись и усердно хватая воздух. Парни не понимают, что происходит, а Гарри, кажется, сейчас взорвется от страха. И он за секунду оказывается слишком близко к Найлу, пытается поддержать того, подставляя свое плечо, обеспокоенно что-то бормочет. А Хоран злится еще сильнее.
- Не смей прикасаться ко мне, - ядовито произносит блондин и, вдохнув побольше воздуха, через боль твердыми шагами выходит из студии. Ему срочно нужно оказаться дома, чтобы выпить обезболивающего, чтобы прилечь, чтобы умереть, в конце концов, но Найл не может больше оставаться здесь, потому что парни не могут, не должны узнать обо всем этом.
И он решает, что студия – не лучшее место для него, особенно когда там находятся парни. Он приходит туда еще раз, чтобы записать оставшиеся общие партии, а потом договаривается с продюсером записываться отдельно от остальных. Продюсер, конечно, ничего не понимает, но дает согласие, потому что, честно говоря, ему абсолютно по барабану, как они будут записывать песни, главное, чтобы они сделали это в срок и выпустили альбом без задержек. Когда Зейн спрашивает, что происходит, почему Найл пытается отдалиться от них, Хоран теряется, но с улыбкой отвечает, что так нужно. Он понимает, что врать им – это ужасно, что они его лучшие друзья, что он безумно по ним скучает, что так не может продолжаться дальше, что без них он уже никто, но поделать ничего не может. И в ночь после этого разговора Найл в первый раз после произошедшего плачет. Рыдает в подушку и рвет волосы на голове, потому что он теряет самых близких людей, потому что они разочаровываются в нем с каждым днем все больше и больше, но он бессилен. И он знает, что Гарри все еще с ними, что им вместе весело, что в конечном итоге они устанут добиваться от Найла объяснений и сами отгородятся от блондина, и это бьет по сердцу ощущением великой несправедливости и невыносимого одиночества. Хоран думает, что, наверное, ему нужно найти решение проблемы, но ничего не приходит на ум. Он не может бросить группу, он не может рассказать им обо всем, он не может забыть об этом. Он не может ничего, а злость все также давит на виски, заставляя кричать от безысходности. Парень просто мечется по кровати, раздирая раны в кровь, доставляя себе невыносимую физическую боль, стараясь ею заглушить боль душевную. Но на этот раз душевная сильнее. Потому что Найл уже привык хромать на одну ногу, уже привык к постоянной боли в животе, спине, руках, плечах. Он привык жить с этим. Но он никогда не думал, что ему придется учиться жить в одиночестве. Ему так не хочется признавать это, но парни, все они, даже Гарри, всегда были его самой крепкой поддержкой. И ему даже кажется, что он смог бы простить Стайлса, потому что мало ли, что произошло с ним в ту ночь, Найл бы смог простить. Смог бы, если бы не постоянная злость, томящаяся у него в груди и не дающая спокойно вздохнуть. Найл злится на Гарри, на себя, на жизнь, на счастливых людей вокруг, и иногда ему кажется, что однажды он не вытерпит и просто убьет кого-то. И что еще более странно, эта мысль не приносит Найлу должного отвращения или возмущения. Это кажется вполне нормальным и приемлемым, и Найл просто надеется, что когда-нибудь это чувство пройдет.

***

Найл просыпается и не понимает, где он находится. Становится немного страшно, потому что, да, наверное, после определенных событий Найл стал параноиком. Он оглядывает комнату и понимает, что он у себя дома. Но повсюду развешаны и разбросаны шарики, а над окном красуется громадная яркая надпись: «С Днем Рождения!» Найл глядит на число на своем телефоне и злится, потому что его День Рождения пришел как нельзя не вовремя, и, да, это странно, но Хоран безумно злится на свой День Рождения. Ему хочется лопнуть все эти шарики, разорвать поздравление, устроить в доме бардак и закрыться, чтобы никто не поздравлял его сегодня. Потому что он не хочет слышать все эти хорошие слова в свой адрес, он не хочет видеть приторные лица людей, которым он якобы очень нужен. Он не хочет улыбок, смеха, радости, потому что все это неискренне, и он совсем не подходит под все это праздничное настроение. И ему кажется, что сегодня злость достигнет своего максимума и перельется через край, и он обязательно выплеснет ее на ком-нибудь. Он вскакивает с кровати и, не обращая внимания на жуткую боль по всему телу, яростно отправляется на первый этаж. Он практически врезается в горничную, когда распахивает дверь, и это злит его еще больше, и он практически рычит, но видит, как она стоит перед ним, испуганная, с маленьким тортиком в руках, и сразу смягчается. Она улыбается ему, а Найл улыбается в ответ, и это, кажется, первая искренняя улыбка парня за последнюю неделю. Она тихо поздравляет его и протягивает торт, а парень ставит торт на тумбу и, притянув девушку к себе, сжимает в объятиях и благодарит. Ему так не хватало этого – человеческого тепла, обычных объятий, человечности в целом, поэтому он позволяет себе такую минутку слабости. Оторвавшись от ошарашенной горничной, он берет торт и приглашает девушку вниз, на кухню, на завтрак. Найл думает о том, что Элизабет, горничная, - наверное, единственный человек, кто все еще искренне верит в Хорана. И вдруг до парня доходит, что вскоре Лиз останется вообще единственным человеком в его жизни. Он благодарен ей, и он всегда очень хорошо к ней относился, но в груди что-то защемляет, и Найл так злится на все вокруг, что не может даже думать о еде. Лиз говорит, что он очень сильно похудел за последнее время, но Хорана это совершенно не волнует. Ему хочется, чтобы раны поскорее зажили, и он смог бы забыться с какой-нибудь девушкой, сходить в бар, напиться по-человечески, погонять на машине, сделать хоть что-нибудь. Ему хочется снова жить, но в ближайшей перспективе это вовсе не кажется возможным. Блондин просто надеется, что что-нибудь изменится, что жизнь снова обретет краски, хотя бы серые, ему уже надоело видеть все вокруг таким.. безжизненным, бессмысленным, неважным. Он соскучился по себе старому, ему так хочется снова жить радостно, хочется заряжать всех вокруг оптимизмом, дарить улыбки, счастье, любовь. Ему хочется иметь цель и добиваться ее, но это даже звучит смешно для нового Хорана. И он знает, что сегодня ему не стоит даже включать компьютер или телефон, потому что придется читать все эти поздравления, придется отвечать, придется быть милым, а ему попросту лень. Обычно состояние, близкое к апатии, приходит по вечерам, но сегодня все-таки день особенный, и вот Найл уже утром чувствует, что ему в-с-е р-а-в-н-о. Злость все также не пропадает, но Найл даже рад, потому что она помогает ему не провалиться в пропасть полного безразличия ко всему. Злость становится сильнее, когда кто-то звонит в дверь, и Найл очень сильно надеется, что это не фанаты, потому что иначе ему придется прогнать их и выставить себя полным ублюдком. Найлу все равно, но он знает, что парни такого не оценят. Хоран находится недалеко от двери, поэтому открывает ее сам, опережая Элизабет, и видит на пороге ребят с шариками, колпаками, дуделками и разноцветными пакетами. Они что-то кричат, и Найл отступает, пропуская их в квартиру, и кротко улыбается. Он не хочет огорчать их, поэтому пытается зажечь в глазах радостный огонек, но он бы не сказал, что у него это хорошо получается. Однако парни стараются не обращать внимания на его настроение, и просто наперебой поздравляют его, обнимают и широко улыбаются. Хоран не очень рад прикосновениям, но оттолкнуть ребят он не может, поэтому старается пересилить себя и унять нарастающую злость. Когда ребята отстраняются и проходят в дом, чтобы разуться, Найл видит в дверном проеме Стайлса с шариком в руке. Блондин сжимает кулаки и закусывает щеку изнутри, успокаивая себя и понимая, что пребывание Гарри на этой мини-вечеринке обязательно, чтобы не вызвать подозрений. Но Хоран все равно не может перестать смотреть на кудрявого исподлобья, прожигая его взглядом и показывая всю свою ненависть. И Гарри это очень сильно смущает. Он не знает, как исправить то, что он натворил, но он подумал, что День Рождения мог бы быть неплохим поводом для разговора. Он волнуется так, что сжимает шарик обеими руками, пока тот не лопается с громким хлопком. И Найл больше не может терпеть. Злость расплескивается через край, и парню кажется, что он умрет от такого количества негатива в своем организме. А Гарри не знает, что делать. Он улыбается уголками губ и, наклонив голову, тихо произносит:
- С Днем Рождения, - и эти слова для Найла становятся последней каплей, он взрывается, как шарик, и ядовито, яростно, громко произносит:
- С Днем Рождения?! – кажется, сейчас Найл начнет крушить все вокруг. Голос парня такой хриплый и сломленный, что Гарри невольно ежится и сглатывает, а блондин лишь наступает на Стайлса маленькими шагами и все с тем же отвращением в голосе продолжает, постепенно повышая тон: - Ты поздравляешь меня с Днем Рождения? Может, ты мне еще чего-нибудь пожелаешь? Любви? Счастья??? Здоровья?! – Найл уже практически кричит, подойдя достаточно близко к Гарри, чтобы видеть слезы в уголках его глаз. Хоран глубоко вдыхает и, на этот раз практически шепотом, говорит: - Я ненавижу тебя, Стайлс. Всем своим существом, каждой клеткой ненавижу тебя, и только твоя смерть сможет заставить меня успокоиться. Я ненавижу тебя, - повторяет он и, отойдя на шаг, рукой показывает за дверь и громко произносит: - Убирайся. Убирайся из моего дома! Я не хочу видеть тебя, слышать о тебе, знать тебя, Стайлс, убирайся!
Найл замолкает, а на его лице отражается страх. И Гарри замечает это, и он не понимает, что произошло. А Хоран хватается за спину и отчаянно пытается вдохнуть хоть каплю воздуха, но все безрезультатно, и ему кажется, что он умирает. И на этот раз по-настоящему. Он поворачивает голову и, смотря в пустоту, тихо стонет. И он понимает, что вот он, этот момент, когда все, наконец, закончится. И голова кружится, и Найл не может устоять на ногах, и он падает и закрывает глаза, моля всех Богов, лишь бы больше никогда их не открыть.
Лиам ловит внезапно падающего друга за спину и чувствует, как тот напряжен, хоть и находится без сознания. И Лиам поудобней перехватывает Хорана и кладет того на пол, от страха не в силах даже слова произнести. Луи подскакивает к блондину и из-под приподнявшейся кофты видит большое синее пятно. Он поднимает кофту и от неожиданности глубоко вдыхает, рукой проводя по одному большому непрекращающемуся синяку, расположившемуся на животе и спине парня, и Томлинсону вдруг становится так страшно, что он, наверное, упал бы в обморок, если бы не набирал сейчас номер скорой помощи в телефоне. Лиам и Зейн не верят в происходящее и испуганно осматривают парня, пытаясь привести того в чувства, но Найл ни на что не откликается. И они уже не знают, что делать, потому что скорая приедет минут через десять, а Хоран лежит перед ними и.. не дышит?
Гарри, кажется, падает в пропасть. Он так и стоит в дверном проеме дома и от шока не может понять, что плачет. Он в первый раз видит Хорана раздетым после той ночи, и он не может поверить, что сотворил подобное с самым близким ему человеком. Он не может поверить, что Найл сейчас лежит перед ним бездыханный, и он сам виноват во всем, сам Стайлс, и что он, черт побери, убил лучшего друга, самого светлого на этом свете человека. И он запускает руку в волосы и, сжимая их, протяжно тихо кричит, и этот звук больше похож на стон или всхлип, и Гарри больше не может находиться здесь. Он больше не может смотреть на Найла, на парней, кружащих вокруг блондина. Он слышит сирену скорой помощи и, сорвавшись с места, убегает, куда глаза глядят, куда получится убежать, где нет Найла, где нет этой всепоглощающей вины, где нет боли, где нет ничего. Стайлсу хочется умереть, хочется страдать, хочется почувствовать хоть малую часть той боли, что испытывал его Найл, что он причинил Найлу. Ему хочется так много, что он просто не может держать все это в себе, падает на колени, раздирая ноги и ладони в кровь, и рыдает в голос, кричит на всю округу, ненавидит себя так сильно, как никогда никто никого не ненавидел. Стайлс просто надеется, что если умрет он, то Найл будет жить. Стайлс просто надеется, что Найл будет жить, несмотря ни на что. И Гарри перестает кричать. Он припадает к асфальту и молится. Первый раз в жизни он так серьезно взывает к Богу, хотя никогда особо в него не верил. И он бормочет что-то под нос, говорит обо всем и ни о чем сразу, он говорит-говорит-говорит и плачет, грязной рукой смахивая слезы со щек. И Гарри просто надеется, так сильно надеется, что это поможет. Ему просто больше не во что верить, это его последняя надежда, и он не может не попробовать этого ради Найла. И он чувствует себя последним подонком, но он просто не может понять, как он дошел до этой точки невозврата, когда убил лучшего друга.

***

Гарри боится, но все-таки открывает дверь больницы, быстрым шагом проходит мимо парней, которые хотят его остановить, и заходит в палату, где лежит его мальчик. Бледный, с темными кругами под глазами, следами побоев на плечах и руках, окруженный множеством аппаратов. Все вокруг такое белое, что следы от ударов Стайлса слишком ярко выделяются во всей этой светлоте. И смотреть невыносимо, но так хочется быть сейчас с ним, в этой комнате, что он не может сдвинуться с места. И Найл размеренно дышит, и то, как поднимается его грудь, кажется Стайлсу самым красивым на Земле зрелищем. Он все еще стоит в самом углу и просто смотрит, когда некоторые аппараты начинают редко громко пищать, а Найл открывает глаза.
Найл открывает глаза и злится, снова злится, что это все-таки произошло, что он не заснул навсегда, что ему снова придется терпеть боль, жалость и Стайлса. Что злость так и не покинула его, и это злит его еще сильнее. Он гортанно рычит и приподнимает голову, тут же снова опуская ее на подушку, не в силах удержать дольше. Глазами пробегает по потолку, стене и, наконец, натыкается на кудрявого. Все это происходит слишком быстро, и Гарри с испугом смотрит на парня, а тот чувствует.. ничего. Он смотрит на Гарри и не чувствует ни ненависти, ни отвращения, ни симпатии, ни обиды, ничего. Есть злость, но она не направлена ни на кого конкретно, она просто повсюду, окружает, засасывает, но не относится именно к Гарри. Найла это немного пугает, потому что апатия все-таки наступила, пусть и только в отношении этого парня, но Хоран думает, что так, наверное, должно стать лучше, и он отводит взгляд и даже слегка улыбается. В палате вдруг становится так много людей – от медсестер и врачей до остальных парней из группы. Они толпятся вокруг кровати, что-то говорят, а Стайлс все так же стоит у стены позади всех них и испуганно смотрит туда, где, по идее, должен лежать Найл. Он не может видеть блондина из-за столпившихся людей, но он просто знает, что парень там, что он есть, он дышит, он жив, и на душе сразу становится теплее. Он не знает, как он будет существовать, петь, пребывать в одной группе с Хораном после всего этого, а точнее, как это будет делать Найл, но Гарри старается не думать об этом и просто благодарить всех и вся за то, что блондин жив. И Стайлс не знает, стоит ли ему уйти или остаться, поэтому он тихо стоит в стороне и ждет какого-нибудь действия или слова, которое даст ему понять, стоит ли ему оставаться здесь с Найлом. Ему определенно хотелось бы остаться, но кто знает, что подумают Найл и ребята. Шум постепенно стихает, врачи расходятся, и в комнате остаются только парни, и Гарри совершенно не замечает, как они, уже удостоверившись, что Найл находится в неплохом состоянии и готов к разговору, поворачиваются к Стайлсу. Ему неприятно, откровенно неприятно стоять под этими изучающими взглядами, но он молчит и терпит, понимая, что сбегать второй раз - как минимум глупо. И он чувствует себя нашкодившим ребенком, и в какой-то мере так и есть, только вот его вина вовсе не детская, и последствия, собственно, тоже. Гарри хочется провалиться под землю, но, увы, никто не предлагает ему такой возможности. Стайлс ищет поддержки в глазах Найла, хотя, какая там поддержка, он просто надеется, что Найлу будет слишком противно говорить об этом, и кудрявому тоже удастся избежать разговора. Но Найл смотрит безразлично, даже с интересом, и на секунду Гарри даже кажется, что сам Хоран не понимает, что произошло. Но блондин все отлично понимает, он не забыл ни секунды, но ему до смеха интересно, как будет оправдываться Гарри. Парни, конечно, уже догадались, что произошло, но они не могут судить просто так, они не могут просто взять и встать на чью-то сторону, потому что, как бы там ни было, и Найл, и Гарри являются их лучшими друзьями. А Стайлс не может произнести ни слова, не может пошевелиться, не может нормально вдохнуть. Он прикован этими взглядами, и ему так хочется раствориться, исчезнуть. Кажется, Хорану надоедает это ожидание, блондин устало выдыхает и, отведя взгляд, безразлично бросает:
- Проваливай.
Гарри думает, что заплачет сейчас от холода в голосе, от всего, что происходит, от своей безысходности, но сразу срывается с места и покидает палату, коридор, здание. Он останавливается на улице, переводит сбившееся от нервов дыхание и сжимает кулаки, подавляя истерику. Пара слезинок все-таки скатывается по щекам, и Гарри даже не может точно сказать, почему он плачет, но он лишь стирает влажные дорожки ладонью и глубоко вдыхает. Он не знает, о чем говорят сейчас парни, какую тактику предпринял Найл, собирается ли он рассказывать им или наплетет что-то, как делал раньше. Стайлс даже не может решить точно, какой вариант разумнее и правильней. Ему просто хочется, чтобы это кончилось, и ему абсолютно не важно, каким образом. Он просто стоит и дышит свежим воздухом и даже не думает ни о чем, потому что голова пуста, и нет ни одного отчетливого чувства, которое бы сейчас ощущал парень. И это действительно странно, но в то же время приятно – чувствовать себя таким свободным. Гарри не слышит ничего, кроме ветра и своего дыхания, он смотрит прямо, но ничего не видит, он просто живет на этом месте, и, хоть такое случается достаточно часто, Гарри ценит подобные моменты.
- Почему ты это сделал? – звучит твердый голос Лиама прямо перед ним, и Стайлс выныривает из своего небытия и смотрит перед собой, вглядываясь в серьезные лица парней. Он не сразу понимает вопрос Пейна, но, конечно, ему не требуется больше десяти секунд, чтобы дойти до мысли о полном тупике. Потому что он сам, если честно, не знает, почему он это сделал. Он вспоминает свои ощущения в ту ночь, но ничего не приходит на ум. Он помнит, что не был в стельку пьян, он помнит, что что-то очень сильное двигало им в то время, что он был абсолютно уверен в своих действиях. И это даже не кажется абсурдным – то, что он избил лучшего друга, своего Найла, парня, который всегда казался ему неприкосновенным, - это кажется только.. обидным. И так, наверное, быть не должно, на Гарри ничего не может поделать с собой и своими ощущениями. Кудрявый шумно выдыхает и, пожав плечами, спокойно отвечает:
- Я не знаю.
Луи не выдерживает и со всего размаху бьет друга кулаком по щеке. Томлинсону хочется разорвать этого подонка на части, и парень даже не посмотрит, что это Гарри, его опора и поддержка, его самый лучший друг, его брат по духу. Шатену кажется, что это не он вовсе, а какой-то другой, незнакомый ему человек. И Зейн, видимо, думает так же и практически сразу ударяет Гарри в солнечное сплетение. И на этот раз Стайлс не чувствует обиды – только боль и понимание. Он знает, что заслужил, потому что Найл, черт побери, чуть не умер из-за него, потому что он причинил ему слишком много страданий. И он лишь стонет и, кряхтя и ртом ловя воздух, опускается на колени, когда получает удар локтем по спине от Лиама. От Лиама, который всегда решает конфликты пусть не компромиссом, как Хоран, но хотя бы скандалом. От Лиама, который, что бы ни происходило, всегда защищает всех ребят из группы и вообще видит в людях только хорошее. От Лиама, который готов сейчас разорвать Стайлсу глотку, но которого останавливает только собственная гордость. И, когда Гарри падает на бок, Луи бьет его ногой по животу, Зейн – по спине, а Лиам подходит к голове парня и, склонившись к нему и ботинком прижав его щекой к асфальту, ядовито тихо произносит:
- Не принимай близко к сердцу, ты просто попался под руку.
Он усмехается и придавливает лицо Гарри еще сильнее, указывая ему, где его настоящее место – на земле, в подметках. И Гарри отлично это понимает, а когда слышит свои же слова из уст Пейна, вообще теряет какой-либо интерес к жизни. Потому что это звучит настолько нелепо, глупо, бессмысленно, что Стайлс вообще теряет нить, помогающую ему сохранять здравый рассудок. Лиам медленно уходит, а за ним удаляются и Луи с Зейном, даже не обернувшись на оставшегося лежать на асфальте кудрявого парня. И Гарри вдруг отвлекается и думает, почему на территории больницы никто не помог ему, не остановил парней, не вмешался. И он оглядывается и видит, с каким презрением и отвращением смотрят на него окружающие – словно он враг всего населения, словно он является живым представлением всех смертных грехов и людских пороков. Хотя, если подумать, так и есть – Стайлс, безнадежный, в прямом смысле растоптанный, брошенный, бессмысленный, лежит, казалось, на самой нижней ступени человеческого развития. И хуже уже некуда, и люди смеются, открыто усмехаются над ним, но не подходят, не интересуются, не протягивают руку помощи. И Гарри думает, что так даже лучше. А еще ему, наверное, стоит сходить к психиатру, потому что он беспричинно избил лучшего друга до полусмерти, потому что он не видит в этом ничего плохого, потому что он потерял все, что имел, но ничего сейчас не чувствует, а еще, наверное, потому что ему кажется, что он летит сейчас, а вокруг него яркие бесформенные фигуры, и еще люди – вовсе не люди, лишь тени, без лиц и эмоций. Но он все равно видит, как все они улыбаются, и это кажется несовместимым, но в то же время таким реальным, что Гарри теряется. Эта ситуация веселит парня, и он горько усмехается. Докатились. Да, он определенно сошел с ума.

____________________

(еще здесь)