Мне дико! Дико! Ты душишь меня, ну же, отпусти, ты не имеешь права! А!— она вскрикнула. Прищурилась. Протерла косточки пальцев левой руки. — да какого же черта ты творишь.. — Она наблюдала за этим существом. Повторяла в своей красивой решительной головушке: " что же ты такое. Как же тебя следует проучить. Как таких травят?..". Подчеркнув в мыслях слово травят, она с ядовитым прищуром продолжала ходить, не сводя с него прицела. Руки ее болели. Губы тоже. Ей не было дела до всего что на ней. Врожденная аккуратность сохраняла ее лик. Модная небрежность, а, ее застали врасплох, в обычный день. Кто-то по соседству заваривает кофе. Кто-то чистит кошачий лоток. Она— спасает свою жизнь, личину, и как бы коварно не звучало, в прямом смысле. — ну и дрянь ты. Как ты смеешь трогать э т о. Ты жжешь меня ртутью с твоих рук. Почему ты от нее не умираешь а? — существо не говорило с ней, но прекрасно понимало, как свои действия, так и возмущение на них.— Так по твоему это я зло? Я? — она говорила медленно и ровно. Насколько могла. Белая майка на ней отсырела и по вискам скатывались капли. Она кинула взгляд на свои колени. — Ты считаешь, твоя ртуть и желчь вызовут во мне гнев такой, что я буду способна на убийство? Я буду душить их как ты меня? — она усмехнулась и сплюнула кровь с языка. — Посмотри, моя кровь на коленях, как у грешницы, молящейся век.— Она взяла ружье. Осмотрела его. Провела по идеальному стволу. Проволилась подушечкой указательного пальца в гравировку. — Ты то, что отравляет меня. Сгинь. — Последний. Последний полный нежности взгляд на это существо. Казалось вот-вот и оно скинет свою крокадилоподобную шкуру и предложит расти дальше, вместе. Но нет. Существо ощетинилось, смутилось, замялось, заклацкало зубьями. И больно и страшно. Существо мечется, не может понять, не может поверить, что это его смерть. Ей гадко и жалко. Проводит языком по зубам. Визг. Занавес.