так ведь бывает чаще всего, ты же в курсе,
вот он идет – и живой, ни черта не грустный,
и на затылке волосы также вьются,
словно совсем ничего не случилось, да.
в этой рубашке – ты помнишь, ее снимала?
спину ногтями царапала и сминала,
пепел на простыни падал, а вам все мало.
боже, как долго помнится ерунда.

но как же странно – ты все еще слышишь запах,
как после секса – не то, чтоб кричать и плакать,
просто молчать, утыкаться в него – от страха,
вдруг это все с вами было в последний раз –
и вот проходишь – ни взглядом, не поворотом,
если коснется – то вызовет боль и рвоту,
если посмотрит хотя бы – убьешь всех к черту,
есть теперь только ты – ни его, ни «нас».

и в голове – просчитала все, зачеркнула,
дуло смотрящее в спину – отвернула,
выгнала, выслала, вырвала, обманула,
мать твою, не возвращайся, прошу, совсем.
а это тело – ни капли не забывает,
видит его – и стонет, и умирает,
ждет его нежности – разум твой предавая,
словно не видит тобой возведенных стен.

так ведь бывает – ты все для себя решила,
вставила в сердце не просто иголку — шило,
вышила строчками – я тебя разлюбила,
видишь, как просто ты умер, мой славный друг.
но учащается пульс, когда он – на связи,
хоть бы глоток – этой твари, скотины, мрази –
хоть бы комок это липкой, вонючей грязи –
этих его –
бесконечно любимых –
рук.