Это сложно преодолеть, перейти эту самообразовавшуюся грань. В мозгу создался какой-то барьер, который мешает делать то, что я хочу. Я иду по улице, встречаю людей, я улыбаюсь и они улыбаются мне. Каждое утро я вижу одних и тех же людей, на одних и тех же местах. Это кажется странным, но я привыкаю. Тогда я хотела познакомиться с тобой, но передумала. Это дело морали и принципов. Гребаных морали и принципов. Это всегда мешало мне. Но так легче. А на крыше клево. Меня сейчас кто-то видит, когда я тут на бардюре крыше сижу, пишу, боюсь. Чего боюсь? Я далеко-о-о-о. В Бангладеше, Пекине, Вене я тебя спрашивала: ''Есть ли на Земле место, где нас никто не найдет?'' Я жила тем, чтобы вырваться из толпы, из этих цепей, от которых я завишу. А ты рвался туда к ним, твердил что-то про будущее. Сейчас я не помню, что это было, но, кажется, я верила. Только мне это все осточертело. И вот я тут. Одна. А люди. Ну, что люди? Они идут. Куда-то. А, наверное, это невероятно круто спешить к кому-то. Эти прогулки в одиночку становятся привычкой. Я вроде отходила от этих пессимистичных текстов. Но вот возвращаюсь. Идти сквозь стены, которые ты поставил мягко говоря сложно. Это и есть мой барьер в голове. И я устала. Я уйду от проблем. Я ушла от них. Цветы на подоконниках стали посой. Дождь со снегом стал попсой. Тв-программы, сводки новостей, ленты телепередач - все попса. Чб-фотографии на стенах давно порваны и сожжены. Снова вывернуты мои морали наизнанку. Хоть раз я могу излить на бумагу то, что я думаю? Ручка отказывается писать. Ей тоже тошно. Снег на крыше когда-то растает. Для чего эта закономерность. Для чего же он исчезает именно весной?